17 октября 2004    

Обращение к президенту Республики Башкортостан Рахимову М. Г.

Муртаза Губайдуллович!

Если бы проблема, которую я хочу затронуть, задевала только мое личное достоинство, я не стал бы на мучившее меня обращать внимание и отнимать у Вас дорогое время. Но, как мне видится, она задевает и Ваше достоинство, как президента крупнейшей республики Российской Федерации, а также высший эшелон Вашего аппарата, ответственного за подбор кадров, чей интеллектуальный уровень, культура, интеллигентность в любом случае отражаются на авторитете первых и ведущих лиц во всероссийском масштабе.
Совершенно незнакомое высокое должностное лицо, оскорбившее меня беспричинно и публично, выходит, оскорбляет и Вас потому, что назначен Вами, занимает большой и ответственный пост в Вашем окружении.
Я не любитель писать жалобы. Вы знаете, я - писатель-публицист, веду всегда открытый диалог. Однако, чтобы мое письмо не грустило одиноко в пути, чтобы мое обращение не стало фактом лишь частного лица, а писателя, имя которого весьма известно, нашел в себе смелость преподнести Вам в подарок две мои последние книги, уверенный в том, что Вы, известнейший государственный деятель, сын крестьянина, в случае хотя бы беглого прочтения их не останетесь равнодушным к моему творчеству. Это и будет началом нашего диалога.
Суть моего к Вам обращения в следующем.
Простите за напоминание (это нужно для сюжета моего повествования) - с момента моего избиения в Уфе людьми в масках буквально перед переписью 7 октября 2002 года я, боясь новых эксцессов, ни разу не бывал в Уфе. На днях, 24 июня 2004 года, я заехал туда буквально на один день из-за несчастья у моих близких.
Начавшийся в последнее время диалог между нашими руководствами обнадеживает. На днях в Челнах открыли башкирскую школу. Я готов помочь этой школе любыми средствами. Не скрою, что отношение, сложившееся за последние годы к татарскому народу в Башкортостане, меня очень беспокоило и беспокоит. Вы об этом прекрасно знаете, как знает об этом и весь мир. Я как писатель-публицист начиная с 1986 года, думаю, сделал все возможное и даже невозможное, чтобы предотвратить случившееся. Вы, наверное, помните седьмой номер журнала "Аргамак" за 1995 год и мои письма на Ваше имя и на имя Шаймиева, где я предупреждал о ползучей опасности, что, к сожалению, не было услышано как с нашей, так и с Вашей стороны. Не только в Вашем окружении, но во всем Урало-Волжском регионе нет, пожалуй, другого человека, который, как я, всю жизнь старался бы уберечь наши народы от заразы недоверия и чтобы процесс снятия болезненных причин, в чем наши народы и вовсе не виновны, принял цивилизованный характер. Однако пока особого улучшения не видно.
Но мое письмо о другом. Иногда меня обуревают мысли о том, что, может, мы все допускаем какие-то ошибки, многое делаем не так, что не сближаем народы самыми добрыми и прозрачными инициативами, ничего не делаем для того, чтобы вернуть отношения между народами в прежнее русло доверия и любви, наоборот, лишь отторгаем их.
В таких мучительных переживаниях я провел в Уфе бессонную ночь.
И я решил пойти с инициативой диалога в редакцию газеты, память о которой мне очень дорога. В ней я начал публиковаться еще в далеком 1960 году, и, находясь за пределами Родины, я никогда не порывал с ней свою связь. Даже в армии в 1962 году организовал подписку 60 своих земляков-солдат. Всегда, когда я учился в Октябрьском, работал бурильщиком на Каспийском море, учился в Казани, работал на стройках Нижнекамска, всегда ее выписывал. В 1971 году, вернувшись в Уфу, я устроился в эту газету журналистом, где, проработав пять лет, стал ее ведущим публицистом. Кто хочет в этом убедиться, каким был я публицистом, пусть пролистает подшивки тех лет или спросит у Мансура Аюпова. Это -редакция газеты "Совет Башкортостаны".
Мне хотелось посетить родную редакцию, то здание, где мы впервые поселились летом 1972 года. Зайти к главному редактору, встретиться с теми, с кем работал, если они еще присутствуют. Заодно мне хотелось порадовать их своими новыми книгами, которые я направляю также Вам в подарок. Ведь они, мои так называемые "противники", разъяренные в буквальном смысле ненавистью к моей позиции по известному вопросу, ничегошеньки не знают о моем творчестве. Ведь они, бедненькие, и не представляют, что пройдет не так много времени и я вернусь к себе на Родину как глашатай правды и любви, как один из талантливейших и честнейших сыновей великого народа. Мне думалось: может, они хоть на миллиграмм освободятся от своей пустой гордыни, кичливости, проблему дружбы поставят выше частных интересов и мы сделаем совместное интервью с самыми каверзными вопросами и опубликуем их одновременно в татарской и башкирской печати - ведь проблема татаро-башкирского единства в общероссийском контексте волнует почти десять миллионов человек!.. Одновременно думалось: за что, за какие же грехи кругом узких амбициозных политиков-спекулянтов татарский народ был объявлен "врагом башкир", а я - "главным врагом башкирской нации", пугалом, которое вот уже почти двадцать лет несет эту напраслину? Ведь время все равно все на свои места расставит! Неужели человек может считаться "врагом нации", не принося ей никакого урона и вреда, человек, который думает и пишет чуть по-другому, чем остальные? Ведь это же будет раскрыто!
Таким образом, 25 июня 2004 года ровно в 11 часов дня я, 63-летний бабай, не взяв с собой ничего, кроме своих вот этих самых двух книг, пошел к главному редактору газеты "Совет Башкортостаны". Я его в лицо никогда не видел. Узнав, правда, лишь в Уфе, что автор заявленной постановки Уфимского татарского театра "Hyp" P. Киньябаев, которой должны были открыться вчера гастроли того самого театра в Челнах, и главный редактор газеты "Совет Башкортостаны" Р. Киньябаев - один и тот же человек, обрадовался тому, что он, оказывается, еще и драматург, решил начать свой диалог при встрече поздравлениями по случаю его успешной постановки.
В приемной никого не было. Но слышу - в кабинете главного редактора разговаривают. Все же без предупреждения не решался войти - ждал. Прошло минут десять. Секретарши все нет. Потом вижу: в дверях кабинета напротив написано: "зам. главного редактора Факиль Мурзакаев". Моей радости не было конца: ведь он мой земляк, хороший, добрый был парень, в творческом росте которого в свое время и мне пришлось сыграть определенную роль! Мы с ним не виделись лет 15. Кабинет открыт, постучал, захожу. Принял он меня хорошо, поблагодарил за подаренную книгу, сказал комплименты моей прозе... И вдруг в кабинет врывается некий субъект с видом надзирателя. Я встаю, подаю руку, он пожимает мою руку, я говорю Мурзакаеву:
- Кто это? Познакомь!..
И субъект взрывается словами:
- Принесите мыло, чтобы отмыть руки после рукопожатия с таким человеком! Вон! Сволочь! Хайван! Иди отсюда! Сейчас позову милицию! Еще сюда приходишь?! При мне сюда запрещаю ходить! А ты, Мурзакаев, не имел права принимать его без моего разрешения!
Я стоял как вкопанный. Был в шоке. Каково, а? Ни один колонизатор не говорил со мной на таком животном языке. Подобное я не видел никогда и нигде. Вот увидел впервые в Уфе. И в редакции "родной" газеты. Мурзакаев стоял растерянный.
- Кто вы? -спросил я, не поверив, что если он главный редактор, то, будучи хоть на йоту интеллигентом, может сотворить подобную дикость.
- Я главный редактор газеты Киньябаев Г Ты все еще не уходишь? - заорал он и, вырвав у меня из рук книгу "Татар моны", которую я послал Вам в подарок, бросил на пол, пнул, книга вылетела в приемную, и он, скрутив мне руки, выволок туда же.
Стараясь поднять униженную книгу, я нагнулся вниз, он, не упуская меня, начал топтать книгу, я все же сумел ее схватить, в это время главный редактор через открытые двери приемной выбросил меня в коридор. И крикнул:
- Мин Кабокоштан! hин минен тыуганым булаhын! ("Я из Кабакушево, ты приходишься мне братом!")
Это он имел в виду, что у меня по линии отца прабабушка родом из деревни Кабакушево Стерлибашевского района.
Вот так встретил и проводил меня мои "кабакушевский родной брат", которого я видел впервые.
Вот поистине, как говорят у нас, башкир: "Эт hимерhэ, эйэhен талай".
Скажите, Муртаза Губайдуллович, возможно ли подобное в каком-нибудь самом диком углу земного шара? У каких-нибудь папуасов?
Скажите, Муртаза Губайдуллович, может человек, назначенный Вами на эту должность лично, должностное, значит, доверенное лицо президента, так осрамить государственное лицо президента даже в том случае, если бы Вы меня не принимали как человека и писателя?
Скажите, Муртаза Губайдуллович, Вы, проработавший на больших должностях, допустим, директором НПЗ, могли бы так разговаривать с другим директором НПЗ, которого видите впервые, который в печати высказал свое критическое мнение о вашем заводе, да еще не в своем, а в чужом кабинете (на чужой территории) при живом свидетеле?
Скажите, Муртаза Губайдуллович, как происходит подбор подобных кадров? И это лицо суверенного Башкортостана? Ведь он по сравнению со мной не сделал для башкирского народа даже миллионной доли того, что сделал я! Пусть он хотя бы пролистает 35 книг, изданных мной, признанных во всей России, не побоюсь сказать, что и во всем мире!
Скажите, Муртаза Губайдуллович, у Вас есть время, чтобы заниматься подобной сварой? Неужели ненависть к татарину настолько остервенела и дика, что можно плюнуть в лицо любому человеку из-за того лишь, что он татарин?
Мой архив обогатился моей же книгой, избитой моим же братом.
Скажите, Муртаза Губайдуллович: могу ли я книгу "Татар моны", растерзанную и изуродованную главным редактором Киньябаевым, сдать в Государственный музей истории нового Башкортостана как показатель культуры и отношения новой башкирской "интеллигенции" к писателю "братского" татарского народа и к книге вообще?
Тут можно было бы поставить еще много вопросов нравственного порядка. Достаточны, считаю, и эти.
Вы меня простите, Муртаза Губайдуллович, за то, что отнимаю у Вас время. Я не прошу снять его с работы, хотя при цивилизованном подходе он достоин серьезнейшего наказания, вплоть до увольнения, как не справившегося с обязанностями грубияна - без права руководить и работать в печатных органах. У нас, в Татарстане, между народами царствует искреннее взаимопонимание, таких "редких" кадров, как Киньябаев, нет и быть не может, слава Аллаху. Или, как говорил незабвенный Сагит Агиш, "булhа ла кэрэкмэй".
Но все же надеюсь, что Ваши помощники найдут время мне письменно сообщить о том наказании, которое понес Киньябаев после изучения обстоятельств данного письма.
У башкирской печати есть главное средство дискутировать со мной - это критиковать мои взгляды, мои книги через саму печать. Пожалуйста! Но они замалчивают мое имя, потому что боятся правды. Но, как ни странно, несмотря на то что мои книги на эту тему выходят и вызывают у огромной массы читателей живой интерес и поддержку, башкирская печать почему-то "книг не замечает", держа мое имя вот уже в течение 15 лет под запретом. Интересное несовпадение: им надо бы "бить" мои книги, подразумевая меня, а они у вас бьют меня, подразумевая мои книги. Оголтелый башкирский шовинизм сделал из меня пугало, чтобы пугать политически незрелое население, дабы оно, убедившись в том, какой перед ним "антибашкирский агрессор", стало неуправляемой антитатарской ордой, действовало так же дико, как действует этот главный редактор... Даже один этот факт показывает, что так называемый антитатарский "татаро-башкирский конфликт" выдуман, направляется лишь по той заезженной имперской схеме, что-де "татары всю жизнь бились с Москвой, а башкиры-де Москве сдались добровольно", И киньябаевы чувствуют себя вольготно в "демократической" Руси, ведут себя по-медвежьему в татарской Уфе потому, что чувствуют за собой "московского медведя".
Цель моего письма не раздувать, не усиливать пожар ненависти, а наоборот, приберечь многое при себе, не предавать пока гласности такую редчайшую глупость, которая может плохо отразиться на авторитете руководителей республики, тем самым не усложнять и без того непростые отношения между нашими администрациями. Однако не могу дать гарантию в том, что настоящее "Обращение на имя президента Республики Башкортостан" не увидит себя на страницах весьма влиятельных газет, если в течение десяти-пятнадцати дней не будет получено от Киньябаева (или через руководимую им газету, или через письмо) извинительное обращение на мое имя, настоящее письмо не увидит света в печати.
Конечно, Киньябаев может отказаться от всего, выдумать новые оправдательные мифы, ибо свидетель, находившийся при его буянстве, являясь зависимым человеком, по указанию того же самого Киньябаева может также легко отказаться подтвердить увиденное.
Надеюсь, о случившемся в тот же час узнали Ваши ближайшие помощники. Не может быть, чтобы после такого "геройства" такой "патриот", как сам главный редактор газеты "Совет Башкортостаны" Р. Киньябаев (к сожалению, я его имени не успел узнать), не побежал в аппарат президента, в институт языковедения и не растрезвонил всем о том, как он "дал под зад самому главному экстремисту А.Х. Ха-ха-ха".
Вот что хотел бы написать Вам в этом письме.
Еще раз приношу извинения за то, что отнял Ваше время на знакомство с описанием столь интересного упражнения начинающего башкирского "просветителя-патриота" Р. Киньябаева.
Желаю Вам и Вашей семье крепкого здоровья, долгих лет жизни, успехов в Вашей нелегкой работе.
Ведь при Вашем желании какие мы могли бы делать большие и важные дела, Муртаза Губайдуллович! До свидания!..

Айдар ХАЛИМ,
член СП СССР с 1976 года, лауреат премии имени Гаяза Исхаки

"Звезда Поволжья" №41(242) 14 октября 2004

Обсудить в форуме