ГЛАВА ПЯТАЯ. Внутренний строй
Казанского ханства
Казанские
ханы. Казанское государство сложилось из двух составных элементов
- из старой болгарской основы с ее населением и культурой, и из наносного
татарского элемента, сообщившего старому оседлому населению новую государственную
организацию. Эта организация опиралась на пришлое, татарское войско,
которое было выведено из Крыма Улу Мухаммедом и впоследствии пополнялось
такими же пришлыми элементами. Казанское ханство унаследовало от Золотой
Орды военно-монархический характер верховной власти. Носителем этой
власти, опиравшейся на военную силу, являлся хан - неограниченный повелитель,
титул которого русские документы почтительно переводили, как и титул
ханов Сарайских, Астраханских, Крымских, Сибирских, Монгольских и др.,
словом "царь", приравнивая его к римским и византийским цезарям - императорам.
При рассмотрении списка ханов,
царствовавших в Казани, поражает частая смена этих лиц на престоле:
в течение 118 лет (1438-1556 г.) сменилось 15 ханов, причем некоторые
из них царствовали по 2 и по 3 раза (Мухаммед-Эмин, Шах-Али, Сафа-Гирей).
Это объясняется политическим расслоением внутри государства, вызывавшем
постоянную борьбу за верховную власть и искусственно обрывавшем начавшееся
царствование того или другого лица. Принесенная в край извне ханская
власть попала в зависимость от местных партийных течений, складывавшихся
по линиям экономических интересов, и военная диктатура Улу Мухаммеда
при его преемниках превращалась no-большей части в орудие, которым владели
различные партии.
Многочисленные казанские ханы
были очень слабо связаны с местным краем как по происхождению, так и
по воспитанию. Первые два поколения казанских ханов - Улу Мухаммед и
Махмуд родились и выросли в Сарае и прибыли в Казань уже в зрелом возрасте.
Только членов[174] следующих двух поколений (Халиль, Ибрагим
и Али) можно считать казанскими по рождению и воспитанию. Младшие же
сыновья хана Ибрагима (Мухаммед-Эмин и Абдул-Латыф) воспитывались опять
за границей, первый - в России, второй - в Крыму. Династия Улу Мухаммеда
в лице 7 представителей, принадлежавших к четырем поколениям, является
единственной Казанской династией, как ветвь Чингизидов, обосновавшаяся
специально в Казани. Она владела казанским престолом в течение 80 лет
и прекратилась не вследствие естественного вымирания ханского рода,
а при содействии со стороны враждебно настроенного иностранного государства,
вмешавшегося во внутренние дела Казанского ханства. Старшая ветвь династии
попала в Россию в качестве пленников, из младшей же ветви один хан скончался
бездетным, а другой погиб безвременной смертью в России.
С прекращением династии Улу
Мухаммеда пред казанцами встал вопрос о замещении ханского престола.
Этот вопрос возникал также несколько ранее, во время обострения партийной
борьбы - при перевороте 1495 года. В случае прекращения династии на
престол избирались члены царствовавших домов из других татарских ханств
- Сибири, Крыма, Астрахани, Касимова. Обычно же, если происходило не
насильственное свержение династии, а ее прекращение, оставлявшее без
изменений соотношение партийных течений, на престол избирались ближайшие
родственники угасшей династии. Так, с прекращением династии Улу Мухаммеда
на престол был выдвинут сводный брат Мухаммеда-Эмина царевич Сагиб-Гирей,
после Утямыш-Гирея был выдвинут его дядя Али-Акрам. Некоторые обстоятельства
заставляют думать, что для кандидатов на ханский престол требовалось
два формальных условия - 1) происхождение из рода Чингиза и 2) принадлежность
к мусульманской религии. В силу первого обстоятельства на казанский
престол до последнего времени не приглашались ногайские князья, происходившие
от Идике - не из ханского рода; это условие было нарушено лишь при крайней
нужде, во время последней борьбы за независимость. Второе условие ни
разу не нарушалось; когда потомки Улу Мухаммеда, жившие в России, приняли
христианство, они утратили свои права на казанский престол, и династия
прекратилась со смертью Мухаммеда-Эмина. Такой же порядок существовал
и в других татарских государствах: везде правили Чингизиды, за исключением
Ногайского княжества, где утвердилась династия Идике, иноверец не мог
считаться государем над мусульманами, и когда[175] один из ханов
Касимовских Саин-Булат в 1573 году принял христианство, он немедленно
лишился престола.
Борьба за верховную власть,
которую вели казанские партии при поддержке иностранных правительств,
выдвинула после прекращения династии Улу Мухаммеда еще претендентов,
которые конкурировали с ближайшими родственниками угасшего рода. В противовес
Гиреям, на казанском престоле пытается обосноваться Касимовская династия
потомков Тимура Кутлу. Эта борьба продолжалась 33 года, причем за все
это время в Казани не было ни одного хана, который получил бы местное
воспитание: 2 представителя Касимовской династии воспитывались в России,
из 3-х представителей Крымской династии два воспитывались в Крыму, а
третий младенцем лишился престола. Борьба двух династий завершилась
в 1552 году отречением от престола хана Шах-Али. На очередь поставлен
был вопрос о соединении Казанского ханства с Россией в виде личной унии,
т.е. о признании ханом иностранного, и при том - христианского государя.
Этот план готов был осуществиться, но вызвал народное возмущение, и
на престол был избран хан Ядыгар - из Астраханской ветви потомков Тимура
Кутлу. С его сдачею русским в плен на престол был возведен Али-Акрам,
не принадлежавший к потомству Чингиза, но ближайший родственник последних
членов Крымской династии в Казанском ханстве.
Кажущаяся беспорядочность и
путаница династических отношений на казанском престоле, таким образом,
выясняется. Пятнадцать ханов, занимавших казанский престол, принадлежали
к 6 различным линиям, более или менее родственным между собою. Из этих
линий три были связаны ближайшим родством и наследовали друг друга по
праву преемственности: династия Улу Мухаммеда - Гирей - Али-Акрам. Три
другие линии выдвигались по политическим соображениям различными партиями
во время переворотов, причем казанский престол предоставлялся ханам
из других татарских государств: Сибирской династии Шейбани, Касимовской
и Астраханской ветвям потомков Тимура Кутлу.
Из 6 ханских линий только три,
выдвинувшие более, чем по одному представителю на казанском престоле,
могут быть названы династиями, царствовавшими в Казани, - род Улу Мухаммеда
(7 ханов), Касимовская ветвь потомков Тимура Кутлу (2 хана) и Крымская
династия Гиреев (3 хана). Ни одна из ханских линий не прекратилась путем
естественного вымирания. Все они были устранены с казанского престола
вследствие партийной борьбы и[176] при вооруженном вмешательстве
со стороны иностранцев. Большинство ханов царствовало непродолжительно.
Только шестеро ханов правили сравнительно долго: Улу Мухаммед (8 лет),
Махмуд (около 20 лет), Ибрагим (12 лет), Али (8 лет), Мухаммед-Эмин
(24 года) и Сафа Гирей (20 лет). Половина ханов пребывала на казанском
престоле лишь временно и окончила дни не в Казани: ханы Али, Абдул-Латыф,
Шах-Али, Утямыш-Гирей и Ядыгар скончались в России, хан Мамук - в Сибири,
Сагиб-Гирей - на Кавказе (могила его в Салачике в Крыму), Али-Акрам
погиб в одной из деревень Черемисского края. В Казани скончались лишь
семеро ханов.
Личности ханов недостаточно
ясно обрисовываются в дошедших источниках, и это обстоятельство вполне
соответствует той бледной роли, которую играли казанские ханы в государственном
управлении, где они по большей части являлись игрушками в руках различных
партий. При незначительности этой роли в историческом процессе экономической
борьбы не следует особенно сожалеть о невозможности дать характеристику
ханов. Тем не менее, нельзя забывать, что это были живые личности, изучение
которых может представить интерес для психологов и беллетристов. Личности
некоторых ханов уже привлекали к себе внимание различных писателей.
Сагиб-Гирею посвящена специальная биография-панегирик "Тарихи Сахыб-Герай-хан",
составленная его другом Кайсуни-задэ Недаи-эффенди (Реммал-Ходжа), но
в ней слишком мало затронут казанский период жизни этого хана. Герберштейн
в своей книге "Записки о Московии" уделил некоторое внимание Шах-Али,
с которым ему приходилось встречаться. Личность этого хана привлекала
внимание и позднейших историков. Г. С. Губайдуллин написал монографию
о Шах-Али (историко-психологический этюд), а османский драматург Хайдар-Али
- пьесу "Шах-Гали", но, к сожалению, оба эти произведения не увидели
света: книжка Г. С. Губайдуллина была подвергнута конфискации русским
правительством, а пьеса Хайдар-Али до сих пор не напечатана.
Фигуры Казанских ханов проходят
перед нами бледными тенями, и большинство из них для историков совсем
пропадает. Прежде всего, остается неясною личность первого Казанского
хана Улу Мухаммеда. Это был дальновидный политик, талантливый организатор
и опытный полководец. Он сумел правильно понять положение целой страны,
оценить шансы на се независимое существование, энергично принялся за
дело, и успешно провел свои замыслы в жизнь. Интерес, который представляет
личность[177] Улу Мухаммеда, вызывается тем, что он оказался
выразителем производительных сил страны и дал новый толчок самостоятельному
развитию местного края как в Крыму, так и в Среднем Поволжьи Разрушая
централизацию Сарайского ханства и опираясь на местное население, он
достиг замечательных результатов - никто из ханов татарских после Улу
Мухаммеда уже не достигал такого прочного могущества над Россией.
Еще менее известна личность
хана Махмуда. В молодости он был храбрым воителем, героем Белевской
и Суздальской битв, в дни своего царствования - "царем-миротворцем",
не имевшим ни одного столкновения с русскими. В его правление окрепло
торговое могущество Казанского ханства. Совершенно в тени остается личность
хана Халиля, рано угасшего от какой-то безвременной смерти. Более заметным
является хан Ибрагим - последний могущественный государь из династии
Улу Мухаммеда, В его царствование талантливыми полководцами были выработаны
приемы защиты и нападения, ставшие основой военного искусства казанцев.
Хан Али был непримиримым противником русских, и ему первому пришлось
испытать унижение иностранного плена. В противоположность ему, Мухаммед-Эмин,
воспитанный среди русских, названный сын Ивана III, был искренне привязан
к России. Он отличался умом, хитростью и осторожностью. Его упрекали
в деспотизме, расточительстве и свободном отношении к женщинам; все
эти привычки могли легко быть усвоены им в России, при дворе Ивана III.
Абдул-Латыф получил воспитание совершенно иное: он вырос в Бахчисарае,
среди османских влияний. Русских он не любил и пал жертвою ответной
ненависти со стороны иноземцев.
Шах-Али - одна из самых колоритных
фигур на казанском престоле. Это был неудачник, которого обижали и природа,
и люди. Карикатурная внешность вызывала отталкивающее чувство к нему.
Его никто не любил, многие ненавидели, все презирали. Будучи безвольным
рабом иностранцев и совершенно чуждым Казани, он не мог никому внушить
уважения. Общая неприязнь сделала его необщительным, озлобленным и угрюмым.
Мустафа Дженнаби говорит: "Владелец этот был человек жестокий, крутой
и кровожадный"285. Он возбудил против себя даже русское
правительство, и подвергнут был ссылке на Север. Ему трижды пришлось
оставить казанский престол, и большую часть жизни он провел в незавидной
роли[178] претендента. Тем не менее, этот несчастливый человек
не был лишен хороших задатков. В решительный момент казанской истории
он выказал неожиданную стойкость и отказался сдать столицу и власть
иностранцам; в Касимове он построил большую мечеть и, не имея детей,
воспитал двух своих родственниц Хан-Салтан и Маги-Салтан.
Сагиб-Гирей был одним из замечательнейших
ханов в Казани, но не успел здесь себя проявить. Он обладал широким
умом, обширными знаниями, способностями даровитого преобразователя,
а также был храбрым воителем. Человек высокой османской культуры, он
не дорожил своею северною столицей и, отправившись в Константинополь,
нашел себе более блестящее поле для деятельности. Последним выдающимся
ханом Казанским был Сафа-Гирей. Непримиримый противник России, он был
талантливым администратором и отличался широкими взглядами. В целях
общей выгоды, в его царствование произошло примирение различных политических
партий, и правительство сумело высоко поднять свое значение в глазах
иностранцев.
Хан Ядыгар постоянно колебался
между русскими и татарами. Он выехал из Астрахани на русскую службу,
затем порвал свои связи с Россией и ушел в свободные степи. Казанцы
избрали его своим вождем в борьбе за независимость, но в решительную
минуту казанской истории он выказал постыдное малодушие и отказался
разделить геройскую участь своего народа. Не решившись ни на смерть,
ни на бегство, он трусливо сдался в плен врагам, и спася себе жизнь,
пережил весь позор унижения. Последний хан Али-Акрам продолжил борьбу
за независимость, но было уже поздно; ему не удалось сломить несравненно
сильнейших врагов, и он пал как жертва неумолимого хода истории.
Таковы неясные облики казанских
ханов. Среди них были грозные воители и слабые юноши, крупные администраторы
с широким умом и твердой волей и безвольные личности, носители османской
культуры и воспитанники России, убежденные сторонники иностранцев и
стойкие борцы с чужеземным засильем. Легко различаются две группы ханов,
получивших крымское и русское воспитание (с одной стороны - Абдул-Латыф,
Сагиб-Гирей и Сафа-Гирей, с другой - Мухаммед-Эмин. Шах-Али и Джан-Али),
но третья, самая интересная, группа ханов местного, казанского воспитания
(основоположники его Улу Мухаммед и Махмуд, далее - Халиль, Ибрагим
и Али) остается совершенно в тени.[179]
Еще менее ясны женские образы
- портреты казанских цариц или ханш, носивших титулы "бикем" и "ханым".
Это вполне понятно, так как женщины на Востоке играли менее видную (но
не менее крупную) роль, чем на Западе: их значение ограничивалось чаще
всего закулисным влиянием, и такое влияние отмечено было русским автором
еще в XVI веке: составитель "Казанского Летописца" приписал жене Мухаммеда-Эмина
энергичное воздействие на политику мужа и изобразил ее, как виновницу
погрома 1505 года. Как бы то ни было, татарские женщины сумели вписать
свои имена в историю Казанского ханства. Иностранные (русские) летописи
сохранили память о Нур-Салтан, двух ханшах Фатимах, о Ковгоршад и Сююн-Бике.
Источники освещают наиболее ярко личность царицы Нур-Салтан, но наибольшим
вниманием пользуется как в народной памяти, так и у историков ханша
Сююн-Бике, являвшаяся последним могущественным монархом на казанском
престоле: ее низложение было одним из наиболее ярких моментов падения
ханства и глубоко врезалось в память народа. Ханше Нур-Салтан посвящена
статья Н. М. Бережкова. "Нур-Салтан, царица Крымская"286, Сююн-Бике - многочисленные легенды, живущие
как среди татар, так и греди русских, и специальная книжка Атласова
"Сююн-Бике".
Нур-Салтан была Ногайской княжной
и, дважды овдовев на казанском престоле, вышла замуж за Крымского хана
Менгли-Гирея. До нас дошла (в русских переводах) замечательная переписка
Нур-Салтан с сыновьями и с Иваном III, сохранившаяся в Крымских делах
Московского архива б. Министерства Иностранных Дел и опубликованная
в 41-м Сборнике Русского Исторического Общества. Письма эти представляют
большой интерес, так как сквозь официальную форму дипломатической переписки
можно различить следы личных переживаний. Под деликатной любезностью
ханши бьется живое сердце любящей матери, тревожащейся за своих сыновей
и готовой на всякие жертвы для них. Материнское чувство заставляет Нур-Салтан
забывать о своем высоком положении и вставлять в письма к Ивану III
униженные просьбы о детях. Кроме того, замечателен общий тон глубокого
чувства гуманности, которым насквозь проникнуты письма Нур-Салтан. Приведем
отрывок из ее переписки. В 1491 году она писала Мухаммеду-Эмину в Казань:
"Слава богу, на отцовом юрте ся еси учинил: от недруга бы[180]
сердце на месте было! В той земле мати у тобя и брат у тобя есть; не
можно ли тебе послати спросити? Почаешь меня, что яз далече отошла:
ино у тебя один брат был, и ты бы велел того отпытати (т.е. справиться
о нем), душа моя. И нынеча Абды Латиф к брату к большому мыслит ехати:
ся земля лиха, блюстися ея; аж даст бог, и сами хотим отпустити: не
ведаю, как тебе будет пригоже. И нынеча слышали есмя, за себя у Мусы
мырзы дочерь емлешь, князь великий Иван женит тобя, у посла слышали
мы; бедная мати, богомолца твоя, рада если вельми, бог дай в добрый
час!" В заключение письма Нур-Салтан просила Мухаммеда-Эмина о присылке
различных вещей: хочется-де ей послать подарки турецкому султану Баязиду,
а в Крыму добыть приличных подарков (вероятно, мехов) не удалось287. Н. М. Бережков говорит: "Так писала царица
мать к своему сыну царю то с легким упреком, то больше с ласкою и любовью,
то с просьбами о гостинцах"288. На вопрос Нур-Салтан к Мухаммеду-Эмину,
советует ли он ей отпустить из Крыма Абдул-Латыфа и примет ли его к
себе в Казань, Мухаммед-Эмин ответил согласием, но политические обстоятельства
сложились так, что Абдул-Латыф был отправлен в Россию.
В 1494-95 годах Нур-Салтан совершила
большое путешествие на Восток. Она посетила Аравию и Египет вместе «со
своим братом князем Хуссейном, побывала в Медине и Мекке. Мустафа Дженнаби
пишет: "В 900 году гиджры Менгли-хан отправил жену свою на поклонение
святым местам. Она посетила Египет и была отлично принята тамошним владельцем;
при ней находилась свита, состоявшая более чем из 50 человек"289. Как лицо, совершившее паломничество ко
гробу пророка, Нур-Салтан получила звание "Хаджи", и с этого времени
в дипломатической переписке она всегда называлась этим именем (в русской
передаче - Ази). Возвратившись из путешествия по Востоку, Нур-Салтан
прислала Ивану III в подарок того коня, на котором сделала путь: "Сухой
бы поклон не был, молвя, к Мекке на котором иноходце сама ездила, с
Ахчюрою есми к тебе послала"290. Н. М. Бережков говорит: "По-видимому,
в глазах царицы это был особенно интересный поминок, в знак особенной
дружбы к московскому государю"291. В 1510-11 годах Нур-Салтан совершила[181]
второе большое заграничное путешествие, на этот раз - на Север. Она
посетила Москву и Казань, повидалась со своими сыновьями. Русское правительство
оказало престарелой ханше, пользовавшейся большим уважением, почетный
прием. Скончалась она в 1519 году292.
Из двух известных казанских
ханш, носивших имя Фатимы, обе - жена Ибрагима и жена Шах-Али - имели
печальную участь. Они претерпели от русских арест и ссылку на Белоозеро,
но первая там и скончалась, вторая же получила свободу и в 1536 году
удостоилась почетного приема при московском дворе293.
Царевна Ковгоршад, последний
отпрыск династии Улу Мухаммеда в Казани, была недовольна правлением
Крымской династии и уже в старости, когда ей было более 50 лет, была
вовлечена в политическую борьбу и поставлена во главе государства в
качестве регентши юного Джан-Али. Правление женщины не составляло какого-либо
исключения в татарских государствах. В. В. Григорьев говорит: "Жены
и матери властвующих ханов играли всегда значительную роль в правлении,
имели огромное влияние на дела государственные, на все милости, исходившие
от трона, наконец, на самое избрание государей, ибо видим, что в Великой
Орде и Персии они участвовали и по законам Яса должны были участвовать
во всех курултаях или государственных сеймах, собиравшихся как для избрания
нового императора или хана, так и в случае других каких-либо важных
событий. По кончине же императоров или ханов участие их вдов в правлении
увеличивалось еще более. До собрания сейма и избрания нового государя
правительницею государства всегда оставалась одна из жен покойного"294. В. В. Григорьев приводит примеры регентства
ханши Туракин после смерти Угедэ, ханши Огул-Гаймиш по смерти Куюка;
ханша Сююркуктени в малолетство хана Мснгу управляла государством с
редким благоразумием и приобрела большое уважение; по смерти Кара-Гулагу
ханша Органа была регентшей 10 лет; по кончине Хубилая регентшей оставалась
жена его Гокчин, после Тимура регентшей была жена его Булуган. Число
подобных примеров можно еще более увеличить. Царевна Ковгоршад и по
окончании своего регентства (1531- 1533 г.) не утратила влияния на государственные
дела и сохраняла его еще в течение 12 лет. Правительство Ковгоршад при
первой возможности избавилось от иностран[182]ной опеки, устранило
Джан-Али, призвало на престол хана Сафа-Гирея и создало национальную
власть, в то же время сумев сохранить мирные отношения с иностранцами.
Имя Сююн-Бике, ногайской княжны,
бывшей замужем за Джан-Али и Сафа-Гиреем, хорошо известно своею печальною
участью. Бесспорно это - самая популярная личность из исторических деятелей
Казанского ханства. Легенды о ней начали появляться еще при жизни: составитель
"Казанского Летописца" изобразил Сююн-Бике, как непримиримую противницу
русских; она предсказала Сафа-Гирею падение Казанского ханства295, она посылала к оракулу узнать о судьбе
государства296, она же поднесла ненавистному Шах-Али
ядовитое кушанье и отравленную рубашку297. Печальный отъезд Сююн-Бике из столицы
вдохновил составителя "Казанского Летописца" на составление поэтических
"плачей" ханши при прощании с Казанью у гробницы Сафа-Гирея и на пути
из Казани в Свияжск. В этой скорбной и витиеватой лирике, оплакивающей
Казань, Сююн-Бике выступает, как центральная фигура эпохи. Окруженное
легендарными сказаниями, имя знаменитой царицы прочно врезалось в память
пришельцев-завоевателей.
В момент низложения Сююн-Бике
было около 35 лет, и дальнейшая судьба этой женщины сложилась несчастно.
Доставленная под конвоем в Москву, она через 11/2
года была выдана замуж за нелюбимого Шах-Али и разлучена со своим маленьким
сыном. Остаток жизни она прожила в Касимове, возбуждая сильнейшую тревогу
за свою участь со стороны ее близких родных. Один из русских авторов
говорит: "Народная молва создала из нее поэтический образ очаровательной
женщины в блестящей царской обстановке, испытавшей в своей жизни много
страданий и горя"298.
В стране, где женщины были затворницами,
казанские ханши сумели принять участие в государственной жизни и заслужить
себе память потомства. Нур-Салтан пользовалась глубоким уважением в
Казани, Крыму и России, а известность ее простиралась на Ногайское княжество,
Турцию, Аравию и Египет. Ковгоршад и Сююн-Бике, стояли во главе управления,
причем современники поняли низложение Сююн-Бике, как падение Казанского
ханства.[183] Еще некоторые ханши упоминаются в источниках без
обо значения их имен: 1) вдова хана Махмуда, вышедшая замуж за его брата
Касима и после смерти последнего возвратившаяся в Казань, 2) жена хана
Али, сосланная вместе с ним в Вологду и после смерти Али вышедшая за
Мухаммеда-Эмина; составитель "Казанского Летописца" приписывает ей большое
влияние на полигику ханства в 1505 году; 3) жена Шах-Али, после отказа
его от престо ла в 1552 г. увезенная им в Россию. Вообще, ханские жены
разделяли участь своих мужей - сопровождали их в изгнание за границу
- в Россию или в Ногайские степи, а также в иноземную неволю и ссылку.
Большею частью это были ногайские княжны. По смерти ханов-мужей, их
брали в жены братья и преемники последних, и в поло жении их по внешности
ничто не изменялось, но мы знаем, что ханшам приходилось при этом переживать
немало личных трагедий. Только одна Нур-Салтан, слух о красоте и уме
которой распространился далеко за пределы отечества, сумела, трижды
овдовев, счастливо окончить жизнь, окруженная всеобщим почетом и уважением.
В общем же, положение ханов
и ханш в течение второй половины истории Казанского ханства, было весьма
неустойчивым, и судьба их была полна превратностей. Обычно ханам рано
приходилось вступать на престол (Мухаммед-Эмин и Сагиб-Гирей - 18 лет,
Абдул-Латыф и Джан-Али - 15 лет, Шах-Али и Сафа-Гирей - 13 лет Утямыш-Гирей
- 2-х лет от роду). Опасное соседстве русского государства постоянно
потрясало государственный организм и болезненно отзывалось в ханском
дворце. Иностранцы оказывали сильнейшее влияние на судьбу казанских
ханов, и при столкновении с ходом политики их жизнь безжалостно разбивалась.
Нередко ханам приходилось поспешно упаковывать свой дорожный багаж и
вместе с любимыми женами, а иногда и одному, экстренно покидать свой
дворец, и пускаться в изгнание, подвергаясь случайностям невольного
путешествия, в поисках иноземного гостеприимства. С течением времени
колебания судьбы становились все резче и резче, и расшатанный престол
пал под ударами завоевателей. Борьба партий внутри Казанского ханства,
натиск со стороны соседнего государства тяготение к дружественным народам
- все столкновения этих сил делали ханов жалкими жертвами внутренней
к внешней политики.
При вступлении хана на царство
совершалась особая церемония, носившая религиозный оттенок (она происхо
дила в мечети). Точное представление о такой церемонии[184] дает
дошедшее до нас описание подобного торжества в Касимове, так как придворные
обычаи в обоих ханствах были сходны между собою. Это объясняется единым
происхождением обоих ханств (Касим был казанский царевич) и чередованием
одних и тех же лиц на обоих престолах (Шах-Али и Джан-Али царствовали
и в Касимове, и в Казани). В Касимове господствовала всецело культура
Казанского ханства. Описание церемонии возведения хана на престол помещено
в анонимном "Сборнике Летописей", изданном И. Н. Березиным299.
- "Все от малого до великого
присутствовали при этом торжестве. Толпа народа была огромная. Муллы,
даншименды, хафизы, бики, мурзы, словом все мусульмане собрались в каменной
мечети. Внесли и разостлали золотую кошму. Тогда из старого еще дворца
сеид начал провозглашать хотбу. Затем четыре человека, взявшись за четыре
конца золотой кошмы, подняли на ней хана. Все мусульмане, от малого
до великого, знать, муллы и старшие лица в городе, находившиеся при
совершении обряда, огласили мечеть радостными криками. Потом карачи,
аталыки и имильдаши осыпали хана деньгами, и все присутствовавшие принесли
ему поздравления. До самого конца месяца, в продолжении нескольких суток,
днем и ночью, хан предавался забавам и удовольствиям.
В это время даны им были большие
пиры; на них мед и водка лились без меры; лошадей, баранов и коров зарезано
было множество. На пирах толпились приглашенные; каждому из них назначено
было, сообразно его званию, особое место. Мулл и хафизов, вдов и сирот,
бедных и несчастных хан осыпал милостями; при этом же случае отпустил
он на волю многих заключенных, ознаменовал он себя добрыми и богоугодными
делами".
Самую существенную часть церемонии
составляло поднятие хана вверх, на руках знатнейших сановников. Выражение
"хан кютермэк" (поднять хана) до сих пор в языке казанских татар означает
понятие "избрать хана". Поднятие на кошме было древним монгольским обычаем;
в Ногайском княжестве возводили государей на престол таким же способом;
в Бухаре этот обычай сохранялся до последнего времени. Эта часть церемонии
составляет интересную параллель римскому обычаю возводить императора
на престол посредством поднятия его вверх (на щите), при громких криках
присутствовавших.[185]
Вопрос о том, существовали ли
у ханов казанских какие-либо регалии, т.е. внешние знаки ханского достоинства,
решить затруднительно, за неимением точных данных. Корона царства Казанского,
хранящаяся в Оружейной палате в Москве, сооружена уже русскими, после
завоевания Казанского ханства. В Азиатском Музее Академии Наук в Петрограде
хранится скипетр из "рыбьего зуба" (моржовой кости), сверху и снизу
оправленный резным позолоченным серебром; длина его 1 аршин с небольшим300. В музейном каталоге 1741 года этот предмет
назван "Sceptrum Tattaricum", т.е. скипетр татарский. В начале XIX века
русские ученые предполагали, что это скипетр ханов Казанских, и со слов
акад. Френа академик Дорн в печатном каталоге 1846 года обозначил его
следующим образом: "Der Scepter eines, wie man glaubt, tatarischen Chanes
von Kasan", т.е. "скипетр, как думают, одного из татарских ханов Казани"301. Вельяминов-Зернов по этому поводу говорит:
"Но скипетр - едва-ли казанский. Если ханы Казанские и употребляли когда-либо
скипетры (что, впрочем, очень сомнительно, потому что вообще не в ходу
на востоке у государей мусульманских), то наш скипетр слишком беден
для таких ханов, какими были Казанские"302. После взятия Казани русскими Иван IV
распорядился взять для себя, т.е. в пользу правительства, только пушки
и ханские знамена, но о регалиях при этом не упоминалось303.
Принадлежность ханского достоинства
составляла печать или, вернее, штемпель - "нашан", красного цвета, прикладывавшийся
к ярлыкам и вообще ко всем документам, издававшимся от имени хана. Согласно
древней традиции, ханский "нашан", имел квадратную форму. К ярлыку Сагиб-Гирея
приложен штемпель, имеющий 13,5 см. в длину и ширину. Все пространство
квадрата заполнено надписью куфическимим письменами, причем надпись
состоит из двух частей: середину "нашана" занимает квадрат, сторона
которого равна 8 сантиметрам; в этом[186] квадрате помещен титул
хана; по краям же "нашана" идет широкой каймой священное изречение,
начинающееся в верхнем правом углу и окружающее средний квадрат, причем
слова покрывают сначала верхнюю кайму, затем левую, нижнюю и наконец
правую. Внутренний квадрат ограничен одной линией, внешний же квадрат
- двойною чертою. Титул хана Сагиб-Гирея на печати гласит: "Султан могущественный,
знаменитый во вселенной и вере, великий завоеватель Сахыб Гирей хан
- герой - пусть Бог вечно хранит его государство и возвеличит его царствование!"
Надпись на кайме гласит: "Во имя всемилостивого милосердного Бога. Нет
бога кроме Аллаха, Мухаммед посланник божий." В тексте ярлыка хан поименован
титулом "аль-газы", т.е. воитель.
Печать хана Сагиб-Гирея не имеет
тамги - родового герба Гиреев в виде трезубца, напоминающего букву Ш,
какой обычно встречается на печатях ханов крымских. Существование постоянного
герба Казанского ханства является сомнительным, тамги же ханов менялись
с переменой династий на ханском престоле. Позднейший герб царства Казанского
в виде дракона, увенчанного царской короной, представляет собою чисто-русское
изобретение, ничего общего не имеющее с ханством Казанским. Этот герб
был составлен московскими придворными геральдистами, вышедшими из школы
митрополита Макария, вслед за покорением ханства. Геральдисты Ивана
IV воспользовались для этого случая фигурой дракона, имевшегося в московском
гербе (Георгий Победеносец, поражающий дракона копьем); по мысли московских
книжников того времени, дракон в гербе Казанского царства должен был
служить изображением враждебного государства. В настоящее время национальным
гербом казанских татар считается лук с натянутой тетивою и со стрелою,
обращенною вверх.
Прерогативу ханской власти составляло
упоминание имени хана во время ежедневной молитвы (хутбэ) в мечетях.
Хан жил во дворце, в северной части кремлевского бугра - на этом месте
в настоящее время находится дворец бывшего губернатора. Ханский двор
обслуживался штатом придворных чиновников, из которых русские летописи
упоминают дворецкого и конюшего: в 1551 году, при Шах-Али эти должности
занимали князь Шах-Абас сын Шаама и князь Батикэ. К числу придворных
также принадлежали "аталык" - воспитатель ханских детей и "имильдаш"
- молочные братья ханов и их детей; русские документы передают эти названия
терминами Дядька" и "мамич". На должность воспитателя ханских[187]
детей назначались сановники, обладавшие выдающимися личными качествами;
аталык хана Сафа-Тирея Талыш был полководцем, участвовал в сражении
на Итяковом поле в 1524 году и погиб во время войны 1530 года; воспитатель
детей Сафа-Гирея аталык Али-Шахкул упоминается в русских источниках,
как видный сановник. Одни из городских ворот в Казани имели название
Аталыковых Молочные братья пользовались среди татар большим уважением
и считались близкими родственниками, например, ногайский князь Тинбай
в письме к Ивану IV писал с своих молочных братьях: "А у меня приближенные
они люди... И ты бы тех двух человек пожаловал, как и меня", добавляя
о каждом в отдельности: "великой он у ме ня человек"304. При взятии Казани два имильдаша хана
Ядыгара сдались в плен вместе с ханом в ханском дворце как члены ханской
семьи.
Ханские жены носили титул "бикем"
или "ханым", сыновья имели титул "султан", дочери - "ханике". Русские
документы всегда называли их царицами, царевичами и царевнами. Для практической
выработки навыков к самостоятельной жизни ханы иногда отсылали своих
сыновей за границу для службы при дружественных иностранных дворах:
сыновья Сафа-Гирея Булюк и Мубарек жили в Крыму, царевича Абдул-Латыфа
хан Менгли-Гирей отправил на службу в Россию; эмигрировавший в Россию
царевич Мухаммед-Эмин был также назначен на службу. Порядок престолонаследия
в Казанском ханстве часто нарушался вследствие давлений извне, но обычно
хана наследовал сын или, за неимением сына, брат При ханах из династии
Улу Мухаммеда как-будто намечалась борьба очередного порядка наследования
с единонаследием, но этой борьбы нельзя отчетливо отделить от конфликта
партийных течений. Ни Мухаммед-Эмин, ни Шах-Али, ни Сагиб-Гирей во время
царствования в Казани сыновей не имели, к двум первым ханам наследовали
и братья Абдул-Латыф и Джан-Али, хан же Сагиб-Гирей покидая престол,
вызвал себе в преемники племянника - Сафа-Гирея. По смерти Сафа-Гирея
наследниками были признаны его сыновья Булюк, а затем Утямыш. Хан не
премснно должен был быть мусульманином, и члены династии, перешедшие
в христианство, утрачивали свои права на престол. Так лишились прав
на престол царевич Худай-Кул, крестившийся в 1505 году, и его племянники
Василий и Федор, сыновья Мелик-Тагира.[188]
Карачи и эмиры.
Власть хана считалась неограниченною, но она несколько умерялась советом
(диван), составленным из важнейших особ. Члены этого совета носили название
"карачи", которое Абуль-Гази производит от слова "карамэк" - смотреть305. Форма "карачи" в этом случае значит "смотритель",
подобно другим формам, обозначающим действующее лицо и оканчивающимся
на "чи", напр. тамгачи, ямчи, туфанкчи, ильчи и т.п. Такие советы имелись
и в других татарских государствах - в Крыму, в Сибири, в Касимовском
ханстве. Сибирские документы переводят слово "карачи" выражением "думный",
сопоставляя ханский совет с боярскою думой306. Польский историк Броневский называет
крымских карачи "consiliarii", т.е. советниками307. Герберштейн говорит о них следующее:
"Татарские цари имеют четырех мужей (viros), с которыми преимущественно
советуются в важнейших делах"308. Среди карачи выделялся "улу карачи" -
большой карачи. Такое звание носили князь Булат Ширин - "карача Казанский
большой" и его сын Нур- Али - "большой карача Казанский", В Крымском
ханстве звание карачи также было наследственным и передавалось из поколения
в поколение в четырех знатнейших княжеских родах (Ширин, Аргын, Барын
и Кипчак; впоследствии род Кипчак прекратился, и на его место стали
два рода - Мангыт и Седжеут, а еще позднее место Мангыт занял род Мансур).
Судя по передаче звания "улу карачи" от отца к сыну в роду Ширин, а
также по аналогии с Крымским ханством, следует считать, что звание карачи
в Казани было наследственным.
Русские историки считали, что
в Казанском ханстве родов карачи было, как в Крыму, четыре, и что они
были теми же самыми, что и в Крыму, но это предположение не имеет достаточных
оснований. Правда, в царствование Сафа-Гирея и Утямыша звание "улу карачи"
принадлежало, как и в Крыму, роду Ширин, а при Абдул-Латыфе в 1508 году
находились члены крымских родов карачи, но это не значит, что в Казани
не могло быть карачи из иных родов. Напротив, при Ядыгаре одним из карачи
был ногайский князь Зениет, который едва-ли мог принадлежать к членам
крымских фамилий. Отождествлять четырех казанских князей, восставших
в 1495 году против Мухаммеда-Эмина, с четырьмя фамилиями крымских[189]
карачи, как это делает Вельяминов-Зернов309, также нет достаточных оснований. Очень
возможно, что число Карачи было четыре, но присутствие среди них ногайского
князя Зениета препятствует отождествлению с крымскими фамилиями карачи.
Вельяминов-Зернов обратил внимание на "Мангитцких князей", бывших в
Казани в 1552 году и упомянутых в переписке русского правительства с
ногайским князем Юсуфом; Иван IV писал также князю Юнусу: "Хотели есмя
тебя юртом устроити, как были прежде сего в Казани Мангитцие князья"310. Вельяминов-Зернов отождествляет "Мангитцких
князей" с родом Мангыт и говорит: "Чем же могли быть "Мангитцкии князи
в Казани", место которых обещано было Юнусу, как не князьями, биками
особого дворянского рода Мангыт, утвердившегося в Казани?"311. В действительности же под "Мангитцкими
князьями" следует разуметь не князей из рода Мангыт, а вообще ногайских
князей, так как по-татарски "Мангыт" означает ногайцев. В этом случае
делается вполне понятным сопоставление князя Юнуса с другими ногайскими
князьями в Казани: Иван IV обещал ему "на княженье устроити", "юртом
устроити", то есть дать удел в пределах Казанского ханства.
Крымский историк XVIII в. Сеид-Мухаммед
Риза отождествляет с названием "карачи" термин "эмир", т.е. владетельный
князь; при описании похода Менгли-Гирея против хана Сеид-Ахмеда он говорит
- "Из четырех эмиров, так называемых карачи, мир-лива Ширин со своими
людьми шел в передовом полку... другие же эмиры Карачи, именно Аргын,
Барын и Кипчак, составляли левое крыло"312. В ярлыке Сагиб-Гирея, открытом С.Г. Вахидовым,
на первом месте в числе должностных лиц стоят эмиры. Русские летописцы
выделяют среди казанской аристократии 1499 года князя Урака названием
"князь Казанских князей", что соответствует понятию эмир, т.е. владетельный
кчязь, и нет оснований сомневаться в принадлежности его к числу карачи.
Соединение определенных государственных
должностей с принадлежностью к знатнейшим родам составляет характерную
черту государственного строя Казанского ханства и дает повод татарским
историкам говорить о феодализме в Казанском ханстве. Несменяемость,
пожизненность[190] и наследственность высших административных
чинов является важнейшей особенностью государственного строя Казанского
ханства. Этот строй характеризуется, таким образом, резко выраженным
аристократизмом, отлившимся в чрезвычайно неподвижные, консервативные
формы. Замкнутость высшего круга администрации делала государственный
аппарат крайне негибким и хрупким. Состав высшего управления, определявшийся
не личными качествами, а происхождением, во многих случаях оказывался
недостаточно стойким и энергичным для сопротивления внешним врагам для
проведения крупных реформ. Внутри административного аппарата также должны
были возникать трения, вследствие несменяемости высших чинов, и эти
трения тормозили нормальный ход государственного управления. Известен
ряд крупных конфликтов, возникавших при расхождении во взглядах между
ханом и карачи: таковы конфликты между Мухаммедом-Эмином и князем Ураком
в 1496 году, между Сафа-Гиреем и князем Булатом в 1531 году. Конфликты,
возникавшие внутри правительства, осложнялись переворотами, причем несменяемость
высшей административной касты приводила к тому, что сменялись ханы -
столкновения 1496 и 1530 г. завершились низложением ханов. Совет карачи
имел значение законосовещательного органа, но фактически размеры его
влияния варьировались в широком масштабе и находились в тесной зависимости
от личного состава совета, политических обстоятельств, личного характера
хана и т.д. Значение карачи особенно возрастало в тех случаях, когда
хан был малолетним - в такие моменты вся полнота власти сосредоточивалась
в руках совета.
Курултай.
Кроме постоянного законосовещательного органа, совета карачи, Казанское
ханство знало орган законодательный или даже учредительный, с более
широким составом, созывавшийся в некоторых важнейших случаях государственной
жизни, для решения определенных вопросов. Это было народное собрание,
называемое у татар "курултай". В русских источниках (в Царственной Книге)
это собрание называется "вся земля Казанская"313. До нас дошло описание одного из таких
собраний, состоявшегося 14 августа 1551 года для обсуждения вопроса
об избрании на престол хана Шах-Али и об уступке России горной стороны
р. Волги. Ввиду исключительных условий момента, осложнявшихся положением
внешней политики, собрание происходило не в городе, а под открытым небом,
при устьи Казанки, на берегу Волги - на границе спор[191]ной
территории. Обычное же собрание происходило, по всей вероятности, на
кремлевском бугре, в главной мечети или во дворце, а летом, быть может,
на открытом воздухе. Состав курултая был следующим: 1) духовенство во
главе с Кул-Шерифом, 2) огланы во главе с Худай-Кулом, 3) князья и мурзы
во главе с "улу карами" Нур-Али Ширин. Нормальный состав собрания возглавлялся
ханом, но в данном случае, вследствие междуцарствия, этого не было.
Таким образом, курултай был
собранием трех сословий - духовенства, войска и земледельцев, и при
том собранием не представительным, но таким, на котором все три сословия
присутствовали в полном составе. Прочие слои населения в курултае представлены
не были, и название его народным собранием или собранием всей земли
не отвечает действительности. Насколько несовершенным было волеизъявление
народа при помощи курултая, видно из событий 1551 года: курултай 14
августа формально признал, под давлением угроз со стороны русских, уступку
России нагорной стороны, но самое население не могло с этим примириться
и фактически отказалось признавать действительность этого акта. Выражением
воли народа курултай не являлся, и в нем находили выражение стремления
и пожелания лишь привилегированных слоев казанского населения.
Мы не знаем, как часто происходили
созывы курултая, но в русских источниках имеются некоторые намеки, позволяющие
составить определенное представление о целях его созыва. Тот термин,
которым русские переводчики обозначали курултай - "вся земля Казанская",
встречается несколько раз. Это - случаи междуцарствия, когда в Казани
организовывалось временное правительство, которое и управляло страной
иногда в течение нескольких месяцев. В официальных, сношениях временного
правительства с иностранными государствами всегда говорилось, что правительство
действует от имени "всех людей Казанской земли", а мы видели, что этим
термином в русских источниках обозначался курултай, считавшийся единственным
выразителем народной воли. В документах также перечислялись те группы
населения, от имени которых действовало временное правительство, и в
конце этого перечня стояла формула "все люди Казанской земли", как бы
подводившая итог этим группам. Перечислялись карачи, огланы, князья,
мурзы и бакши, то есть те самые группы, которые участвовали и в курултае,
и таким образом временное правительство действовало от имени курултая
и считалось получившим свои полномочия от него.[192]
По-видимому, в периоды междуцарствия
полнота верховной власти считалась принадлежащею курултаю. Из истории
Сарайского ханства и империи Чингиз-хана известно, что курултай собирался
для избрания нового хана.
До вступления нового хана на
престол в Казанском ханстве курултай передавал обязанности высшего управления
временному правительству, которое заканчивало свои полномочия с прибытием
нового хана в Казань. В русских источниках термин "вся Казанская земля",
от имени которой производились дипломатические сношения, упоминается
14 раз: 1) в 1496 году после низложения хана Мамука князья казанские
прислали в Москву посольство "от всей земли" с извещением об избрании
на престол Абдул-Латыфа314; 2) в 1516 году после избрания Абдул-Латыфа
в наследники Мухаммеду-Эмину "вся земля Казанская" принесла присягу
на верность союзу с Россией315; 3) в 1518 году после смерти Мухаммеда-Эмина
в Москву прибыло посольство "от всех Казанских людей" для выяснения,
вопроса о желательном кандидате на ханский престол316; 4) в начале 1519 г. "вся земля Казанская"
избрала на престол Шах-Али и отправила с извещением об этом в Москву
послов, которые дали присягу в том, что они "со всею Казанскою землею"
будут верны союзу с Россией317; по прибытии хана в Казань "все земские
люди" дали такую присягу318; 5) в 1524 году после оставления престола
Сагиб-Гиреем в Москву прибыло для заключения мира посольство "от всей
земли Казанской"319; 6) в 1530 году для переговоров о признании
Сафа-Гирея ханом Казанским в Москву прибыло посольство "от всех людей
Казанские земли"320; 7) в 1531 году "всей земли Казанские
люди" низложили Сафа-Гирея321; 8) в том же году послы "от всех людей
Казанские земли" заявили об избрании на престол Джан-Али, и русское
правительство потребовало присяги со стороны "всех Казанских людей"
в верности союзу с Россией322; 9) в 1535 году "вся земля Казанская"
низложила Джан-Али и[193] возвела на престол Сафа-Гирея323; 10) в 1541 году "вся земля Казанская"
прислала в Москву просьбу о военной поддержке для низложения Сафа-Гирея324; 11) в 1546 году после низложения Сафа-Гирея
"вся земля Казанская избрала на ханство Шах-Али325; 12) в том же году по требованию русского
правительства "вся земля Казанская" принесла присягу Шах-Али и союзу
с Россией326; 13) в 1551 году "вся земля Казанская"
решила низложить Утямыша и снова принять на престол Шах-Али327; 14) 14 августа 1551 года "вся земля Казанская"
дала присягу "в Горнюю сторону не вступатися"328.
Таким образом, "вся земля Казанская"
выступала в качестве действующего лица в наиболее важные моменту истории
- 1) при низложении хана (1530, 1535, 1541, 1551 г.), 2) при избрании
на престол нового хана (1496 г., 1516 г., 1518 г., 1519 г., 1531 г.,
1535 г., 1546 г., 1551 г.), 3) при заключении договоров с иностранными
государствами (1516 г., 1519 г., 1524 г., 1530 г., 1531 г., 1546 г.,
1551 г.), причем все эти договоры были связаны с династическими вопросами.
Трудно сказать, во всех ли случаях
выражение "вся земля Казанская" заключало в себе реальное содержание
и обозначало действительно курултай, или же в некоторых случаях это
было лишь обычным способом выражения для обозначения всего населения
государства, а не определенного законодательно-учредительного органа.
В некоторых случаях состав "всей земли Казанской" отличался от состава
курултая 14 августа 1551 года, напр. грамоты "всей земли Казанской"
к русскому правительству в январе 1546 года и в июле 1551 года были
написаны от более широких групп населения, чем те три сословия, которые
принимали участие в курултае 14 августа: в первом случае кроме трех
привилегированных сословий указаны еще "казаки", т.е. рядовые воины329, во втором случае - также "казаки", "тарханы"
и инородцы330. Однако, участие войска, привилегированных
тарханов и инородческих князей в курултае нисколько не изменяет его
аристократического состава и не влияет на характеристику государственного
строя Казанского ханства.[194]
В русских источниках нашли упоминание
далеко не все случаи, когда должен был действовать курултай. Первое
выступление "всей Казанской земли" в русских летописях значится под
1496 годом, последнее 14 августа 1551 г., но нет основания сомневаться,
что при аналогичных обстоятельствах выступления "всей Казанской земли"
совершались неоднократно и ранее, и позднее, и в пределах этих двух
дат, например, при низложении Мухаммеда-Эмина (1496 г.) и Шах-Али (1521
г.), после смерти Сафа-Гирея (1549 г.), при избрании Ядыгара (1552 г.).
Нет также поводов думать, что курултай - институт, занесенный в Казань
из Сарайского ханства, не функционировал в течение 1439-1496 годов,
когда являлось также немало вопросов учредительного и династического
характера.
Резко выраженный аристократический
характер государственного строя лишал Казанское ханство малейших признаков
демократизма. Это была военная монархия, возглавлявшаяся неограниченным
повелителем; высший законосовещательный орган носил узкозамкнутый аристократический
характер, и участие в нем было наследственным; законодательный орган,
который решал важнейшие политические вопросы и должен был представлять
волю всего населения, в действительности являлся узкоклассовой аристократической
формой организации, направленной к эксплуатации низших сословий и инородческого
населения; народная масса была совершенно лишена активного участия в
государственной жизни.
Государственный строй Казанского
ханства страдал огромными недостатками и отличался большим архаизмом.
Он представлял собою окаменевшие пережитки каких-то древних установлений,
сложившихся вне Казанского государства. Совет потомственных карачи являлся
остатком происходившей некогда, в отдаленном прошлом, борьбы за власть
и был красноречивым свидетельством решительной победы, одержанной аристократическими
родами, которые установили навсегда участие своих потомков в управлении
государством. Военный тип верховной власти нисколько не соответствовал
торговому характеру страны и был принесен извне Улу Мухаммедом. Проф.
Н. Н. Фирсов считает, что "корни государственного строя Казанского царства
скрывались не в Золотой Орде, а в древней Волжской Болгарии" и сопоставляет
совет карачи с теми четырьмя подвластными болгарскому хану эмирами,
которых видел в Булгаре Ахмед Ибн-Фадлан в 922 году, и с четырьмя князьями,
которые погибли с последним болгарским ханом[195] при взятии
Булгара Булат-Тимуром в 1361 году331. Это мнение едва-ли является справедливым,
так как совет карачи существовал и в Крыму, и в Касимовском ханстве,
и в Ногайском княжестве, и в Сибири, и его нельзя считать за местный,
болгарский институт.
Несменяемость и наследственность
карачи обуславливала постоянный состав правительства в Казанском ханстве,
и таким образом государственный строй был наследственной олигархией.
Некоторые из таких олигархов достигали громадного значения, как например,
князья Кель-Ахмед и Булат Ширин. Неподвижный состав правительства очень
стеснял проявление ханами власти, и в противовес ему энергичные ханы
старались выдвинуть тех лиц, которым они доверяли, так что состав правительства
расширялся неофициальным путем. Такую доверенную роль играл в конце
царствования Сафа-Гирея не принадлежавший к числу князей оглан Кучак,
по смерти Сафа-Гирея ставший полновластным временщиком.
Обладавший огромными недостатками
и несовершенствами государственный строй Казанского ханства не мог служить
средством к укреплению и развитию страны. Находясь в противоречии с
торгово-промышленным характером населения, он задерживал его экономический
прогресс. Отсталость Казанского ханства в политическом отношении способствовала
ослаблению государства, вызывала частые внутренние осложнения и явилась
одной из причин экономического и политического подчинения Казанского
ханства России. Попыток реформировать государственный строй и приспособить
его к потребностям населения на протяжении всей истории Казанского ханства
мы не замечаем.
Духовенство.
Господствовавшей религией во внутренних областях Казанского ханства
являлось мусульманство, и мусульманскому духовенству принадлежало почетное
место в государстве.
На должность главы духовенства
всегда избиралось лицо, принадлежавшее к числу сеидов, т.е. потомков
пророка Мухаммеда (от дочери его Фатимы и халифа Али). Герберштейн говорит:
"Сеид - высшая духовная особа у татар", и вследствие этого русские историки
обычно считали, что сеид - название главы мусульманского духовенства
в Казани. В действительности сеидов могло быть в Казани одновременно
несколько человек, тогда как глава духовенства был только один. В русских
источниках упоминаются имена некоторых глав духовенства: Бураш[196]
(1491 - 1507 г.), Шах-Хуссейн (1512-1516 г.), Беюрган (1546 г.), Мансур
(1546 г.) и его сын Кул-Шериф (1552 г.). Глава духовенства считался
после хана первым лицом в государстве, и в моменты междуцарствия он,
в силу своего высокого положения, обычно становился во главе временного
правительства. Перечисленные главы духовенства, кроме последнего - сына
Мансура, стояли формально во главе государства, а Бураш и Шах-Хуссейн
кроме того принимали активное участие в государственной деятельности,
совершая поездки в качестве послов за границу, в Москву. Дипломатические
поручения, которые они выполняли, требовали от них выдающейся образованности,
глубокого ума и широкого опыта.
К числу лиц духовного звания
принадлежали шейхи, муллы, имамы, дервиши, хаджи, хафизы, данишменды,
а также шейх-задэ и мулла-задэ332. Шейхи - проповедники мусульманства (миссионеры)
и вообще благочестивые старцы; муллы и имамы - лица, совершающие богослужение
в мечетях; дервиши - мусульманские монахи; хаджи (в русской передаче
- ази) - лица, совершившие паломничество в Мекку; хафизы - профессиональные
чтецы корана; данишменды333 - учителя, наставники (мударрисы); шейх-задэ
и мулла-задэ - сыновья и ученики шейхов и мулл. Все эти лица принадлежали
к сословию духовенства и имели право участвовать в курултае, как видно
из перечня участников, собрания 14 августа 1551 года334.
На мусульманском духовенстве
лежала важная культурная миссия - ему было поручено все дело народного
просвещения в Казанском ханстве, так как государство не знало иных школ,
кроме духовных. Таким образом, к крайнему аристократизму государственного
строя прибавлялся еще клерикализм, имевший важное значение в управлении
ханством и в культурной жизни страны, но в этом отношении Казанское
ханство не составляло какого-либо исключения в Восточной Европе, так
как и в России гражданская школа возникла лишь 11/2
века спустя после падения Казанского ханства.
По преданию, приведенному Марджани,
в Казани, при глазной мечети, где совершал богослужение глава Духовенства,
находилось учебное заведение335. Знаменитая школа, в которой в течение
36 лет преподавал шейх[197] Иш-Мухаммед сын Тугк-Мухаммеда, находилась
в д. Адаеве близ Ишменева-Маскары (в Малмыжском уезде).
Большим распространением в Казанском
ханстве пользовался суфизм - мистическое учение с буддийским оттенком,
занесенное сюда из Туркестана. Казанские суфиты были последователями
известного туркестанского учителя Ахмеда Ссюви (Ясави). В книге Хисамуддина
записаны имена суфитских наместников, которые являлись главою суфитов
в пределах Казанского ханства и преемственно передавали один другому
это высокое звание полученное ими от Ахмеда Ясави: 1) Бейраш, сын Ибраша,
непосредственный ученик Ахмеда Ясави, 2) Иш-Мухаммед сын Тугк-Мухаммеда,
ученик Бейраша, 3) Идрис, сын Зуль-Мухаммеда, 4) Касим сын Ибрагима,
5) Фейзулла-эффенди из Бухары, 6) Ахунд Шаам сын Иштеряка. Из этих лиц
Касим и Фейзулла окончили жизнь и были погребены в самой Казани, Бейраш
и Иш-Мухаммед близ Ишменева-Маскары в Малмыжском уезде, а Идрис и Шаам
- в д. Тирбердины Челны Лаишевского уезда. Суфиты оказали большое влияние
на распространение мусульманства среди инородцев и на развитие народного
просвещения в крае.
Одну из самых светлых сторон
в общественной жизни Казанского ханства составляла полная веротерпимость,
которая находилась в тесном соответствии с торговым характером городского
населения, с традициями Волжско-Камской Болгарии, а также с государственным
и общественным строем Сарайского ханства. В самой Казани находился христианский
храм - армянская церковь; до сих пор уцелели надгробные плиты расположенного
в Казани армянского кладбища. К язычникам-инородцам мусульмане относились
с полной терпимостью и никогда не пытались насильственно обратить их
в мусульманство. Проповедь мусульманских миссионеров среди инородцев
совершалась мирным путем: суфитские шейхи ходили по деревням и своими
проповедями обращали язычников в мусульманство. В знак того, что в Казанском
ханстве обращение жителей в мусульманство совершилось мирным путем,
мулла во время молитвы (хутбе) в мечетях Казанского края стоит, опираясь
на посох странника, а не на меч воина, как в Туркестане, где обращение
жителей в мусульманство было совершено огнем и мечом. Свою проповедь
суфитские шейхи закрепляли основанием школ. В тех селениях, где жители
принимали мусульманство, одновременно с мечетью должны были сооружаться
и школы. Знаменитая школа в Адаеве принадлежала суфитам.[198]
Мусульманство делало большие
успехи среди инородцев, и принятие его составляло один из моментов распространения
в крае татарской культуры. Жители инородческих деревень, перешедшие
в мусульманство, подвергались ассимиляции и усваивали татарский язык
и культуру. Целый ряд татарских селений в пределах Бурецкого района
(волости Сардыкбашская и Кошкинская) имеет жителями отатарившихся вотяков
и черемис, принявших мусульманство и татарский язык в эпоху Казанского
ханства, но сохранивших расовые особенности своего происхождения. Культурное
влияние мусульманства распространялось широкой волной и среди инородцев-язычников,
которые при постоянном общении с более культурными татарами, невольно
воспринимали их привычки, обычаи, верования, воззрения и религиозные
представления. Примерами такого влияния могут служить всеобщее почитание
пятницы, как еженедельного праздника, у черемис и вотяков, а также культ
некоторых мусульманских святых, распространенный среди инородцев язычников
(напр. почитание черемисами шейхов Бейраша и Иш-Мухаммеда под именами
Шиквавы и Ахпатыра).
Как привилегированное сословие,
обладавшее немалыми материальными средствами, мусульманское духовенство
Казанского ханства имело в своем владении поместья и земли. Следы этого
землевладения до сих пор сохранились в ряде названий селений Казанского
края: от слова "сеид" происходят названия Сеитово, Кульсеитово; от "ходжа"
- Хадяшево, Мамли-Козяковы Челны, Маматкозино; от "шейх-задэ"- Шихзада,
Арышихазда; от "дервиш"- Дербышки, Алдербыш и т.д.
Князья и помещики.
Князья в Казанском ханстве составляли 4 группы - эмиры, бики, мурзы
и инородческие владетельные князья. Эмиры, число которых ограничивалось
немногими лицами - по одному члену знатнейших родов, занимали наследственные
должности карачи. Особенность знати у казанских татар, как и у других
турецких народов, составляло то, что титул отца передавался по наследству
лишь к старшему сыну, младшие же сыновья не наследовали ни титула, ни
привилегий отца. После эмиров по степени знатности следовали бики: младшие
сыновья бика имели титул "мурза" или "мирза" - слово, составленное из
персидских "эмир" (князь) и "задэ" (сын), т.е. сын князя. Состав титулованной
аристократии в Казанском ханстве был довольно разнообразным. Сюда вошли
прежде всего местные болгарские князья, представители старой туземной
аристократии, к числу которой принадлежали известные бики Алтун, Галим[199]
и Али. Затем влился ряд княжеских крымских родов, пришедших из Крыма
вместе с Улу Мухаммедом, например, род эмиров Ширин. Впоследствии состав
князей постоянно пополнялся и обновлялся - сюда вливались князья сибирские
(Раст с сыновьями, Кебек и др.), ногайские (Зенкет), касимовские (мурза
Hyp-Али Городецкий), крымские (мурза Бегадур, кн. Челбак и др.) и т.д.
Местные инородческие князья
также входили в состав признанной знати. Самыми значительными из них
были князья Арские, владевшие уделом в Вотской земле, по верховьям р.
Казанки; из этих князей русские летописи называют по именам Богодана
(Багауддина?) и Эйюба (Еуп, Явуш). Число чувашских, черемисских и вотских
князей было очень значительно. Предания сохранили имена некоторых черемисских
князей (Акпарс, Адай, Полдыш, Ишкэ, Аксаран, Алтыбай и т.д.).
Число титулованных лиц в Казанском
ханстве - биков и мурз - достигало нескольких сот семейств, так как
они могли даже эмигрировать целыми десятками, напр. в 1545 г. в Россию
прибыло 75 князей-эмигрантов, в 1546 году во время резни погибло 70
князей. К сожалению, согласно с татарским обычаем, документы не отмечают
родовых фамилий князей, за исключением князей Ширин, обозначая лишь
отчество каждого князя, и поэтому нет возможности установить родство
отдельных лиц между собою и проследить его на протяжении нескольких
поколений. Тем не менее, известно, что некоторые фамилии успели выдвинуть
по нескольку выдающихся государственных деятелей, например, князь Булат
Ширин и его сын Hyp-Али, князь Раст с сыновьями, братья Нарыковы, наконец,
тот княжеский род, к которому принадлежали братья Отуч и Кадыш, сын
Отуча Чапкун и племянник Чапкуна Шунак.
Эмиры, бики и мурзы составляли
главный контингент крупных землевладельцев в стране, земельную аристократию,
и в качестве таковой являлись одним из важных составных элементов государственного,
общественного и экономического строя Казанского ханства. Земельные владения
князей передавались по наследству от отца к сыновьям и хан Сафа-Гирей
в 1545 году поплатился престолом за то, что "у кого отца не стало, и
он отцову доходу не давал; а у кого брата большого не станет, и он того
доходу меньшому брату не давал"336. Какого рода "доходы" следует разуметь
в данном случае, показывает сообщение летописца о недовольстве казанских
князей в[200] 1541 году тем, что Сафа-Гирсй "у многих князей
ясаки поотымал да крымцам подавал"337. Из этого видно, что под "доходами" подразумевались
ясаки, сбор которых совершался князьями на определенной территории их
владений. Князья получали "доходы", т.е. поместья за службу, и правительство
Сафа-Гирея рассматривало эти поместья не как вотчинные, родовые владения
служилых людей, но лишь как временное жалование, подлежащее отчуждению
со смертью должностного лица или с передачею должности другому лицу.
Сами же князья привыкли смотреть на свои поместья и на должности, как
на наследственные привилегии и оказали сопротивление правительству Сафа-Гирея.
Таким образом, и в среде провинциальных, чиновников господствовал тот
же сословный, аристократический строй, который составлял отличительную
особенность верхнего слоя знати, центрального органа государственного
управления - совета карачи.
Помимо титулованной знати -
эмиров, биков, мурз и инородческих подвластных князей, в Казанском ханстве
имелся довольно значительный разряд привилегированных лиц, обладавших
земельною собственностью и освобожденных от государственных податей
и повинностей всякого рода. Эти лица назывались тарханами. Дошедший
до нас документ - тарханная грамота (ярлык) Сагиб-Гирея, открытый в
1912 году С. Г. Вахидовым, дает представление о привилегиях, которыми
обладали тарханы338. В ярлыке говорится о том, что некие Шейх-Ахмед
с сыном и Сеид-Ахмед с племянником и тремя сыновьями, явившись к хану
Сахиб-Гирею, заявили о том, что они были тарханами в предшествовавшие
царствования, и просили подтвердить их привилегии. Правительство исполнило
их просьбу и дало им следующие привилегии: 1) названные лица и их имущество
пользуются охраною со стороны государственной власти - "к названным
лицам на дорогах, в жилищах, в пути, дома, во всякое время, к их людям,
полям, возам, скоту не смеют пусть прикоснуться злые намерения и не
вмешиваются злые поступки и действия[201] ни одного человека...
К имуществу, собственности, деньгам, водам, землям никто пусть рук не
протягивает... Ни с каких сторон вреда и притеснений (им) не причинять...
Всякого рода насилий, бед, вреда, беспокойства не причинять"... 2) тарханы
освобождаются от разного рода налогов, податей и повинностей - перечисляются
9 видов налогов и податей, квартирная повинность по размещению проезжающих
чиновников и натуральные повинности по доставке продовольствия и фуража.
Охрана тарханов гарантируется правительством в следующих выражениях:
"Если же кто, не слушая повеления ярлыка, причинит насилие, беды, вред,
беспокойство, тем хорошего не будет". Освобожденное от всяких государственных
повинностей сословие тарханов имело только одну обязанность, обозначенную
в ярлыке: "Пребывая в спокойствии, вечером, утром, днем и ночью, они
воссылали бы молитвы и добрые пожелания нам (т.е. хану) и нашим потомкам".
Таким беззаботным представляется, согласно документу данной эпохи, существование
этих привилегированных лиц, обладавших значительным имуществом и состоянием
и выдвинутых на высшие ступени благополучия.
Следы аристократического землевладения
до сих пор сохранились в названиях различных селений Казанского края.
Среди них встречаются имена как ханов (Шигалеево, Едигерово, Ядыгар),
так и князей: Исламово, Кильдеево, Девликеево, Мурали, Гильдеево, Князь-Камаево,
Кулаево, Гайша-Бике, Бердыбековы Челны, Япанчино, Кудашево, Кутлу-Букашевы
Челны, Карамышево, Мурзиха, Мурза-Бирлибаш и т.д. В инородческих местностях
крупные землевладельцы были известны под татарским названием "бай",
т.е. богач. Черемисские князья обычно отмечались татарским эпитетом
"Ак", т.е. белый - по признаку инородческой национальной одежды. Таковы
князья Акбай (Ахпай), Аксаран, Акбатыр (Ахпатыр), Алтыбай, Индыбай и
др., воспоминания о которых сохранились до настоящего времени. В преданиях
современных русских крестьян черемисские князья характеризуются как
"помещики", т.е. крупные землевладельцы.
Составить представление о размерах
помещичьего землевладения в Казанском ханстве помогают русские писцовые
книги. Немедленно, вслед за покорением Казанского ханства, в 1557 году
русское правительство фактически вступило в распоряжение завоеванным
краем, и все земли, находившиеся во владении казанских помещиков, были
конфискованы русским правительством и розданы русским служилым людям.
После этого раздела в 1563- 1567 годах русское правительство предприняло
составление[202] писцовых книг, которые должны были закрепить
новый порядок и установить, какие земли кем заняты, и какие лежат впусте,
никем не заняты "а вперед в поместье раздати доведется". Русское правительство
при конфискации казанских земель придерживалось следующих принципов:
1) все ханские земли были отписаны на имя русского государя, 2) земли
тех казанских помещиков, которые не хотели добровольно признать власть
завоевателей и принимали участие в войне за независимость, а также те
крестьянские земли, которые оказались пустопорожними вследствие поголовной
гибели населения во время войны или же вследствие бегства в, более спокойную
местность, были розданы во владение чиновникам и детям боярским, согласно
проектам И. С. Пересветова. Новая власть постаралась экспроприировать
все, ч"то только было возможно, и что плохо охранялось крестьянами,
например, 51 десятина пашни и перелога и 300 копен сена, принадлежавшие
чувашину Мердяну с товарищами, были приписаны к поместью соседней деревни
на том основании, что они были смежны с полем поместья, "а от чувашской
земли отошли за лесом"339. Подлинные писцовые книги хранятся в Архиве
б. Министерства Юстиции в Москве: книга бывших ханских владений, присвоенных
государем (1563 г.) - под № 643, а книги помещичьих земель (1565-67
г.) - под № 848 г., а также под № 556/404 вотчинного III архива (писцовая
книга луговой стороны) и под № 485/432 того же архива (писцовая книга
горной стороны).
Согласно писцовым книгам, русские
помещики и духовенство получили: на горной стороне - 17769 четвертей
пашни, 575 дес. перелогу, 26000 копен покосов и 1809 кв. верст лесу,
а на луговой стороне - 34785 четвертей пашни, 195 дес. перелогу, 45710
копен покосов и 127733/4 кв. верст лесу. Переводя
в десятины (считая, что 2 четверти = 1 десятине, 10 копен также = 1
дес., и 1 кв. верста = 104,17 дес.), получим следующие цифры:
|
Горная сторона |
Луговая сторона |
Пашни |
88841/2
дес. |
173921/2
дес. |
Перелогу |
575 -"- |
195 -"- |
Покосов |
2600 -"- |
4571 -"- |
Лесу |
1884431/2
-"- |
13306411/2
-"- |
Всего: |
200,503 дес. |
1,352,800 дес. |
[203]
В итоге получается огромная
цифра свыше 11/2 миллионов десятин. Это пространство
составляло четвертую часть территории, населенной татарами (ок. 6 миллионов
десятин). Помещичьи земли были довольно равномерно распределены по обоим
берегам Волги: на горной стороне, занимавшей ок. 850 тыс. дес., они
составляли 23,5%, на луговой стороне, занимавшей ок. 5,150 тыс. дес.,
они составляли несколько более 26%. Эти цифры, несмотря на их неточность,
вследствие изменений, внесенных войной и конфискацией запустевших крестьянских
земель, все же могут дать, в общем, понятие о размерах помещичьего землевладения
в Казанском ханстве. Как мы видим, помещикам принадлежала почти четверть
татарской земли.
Ошибка, происходящая от включения
в наш подсчет захваченных русскими крестьянских земель, по всей вероятности,
вполне уравновешивается ханскими землями, которые в этот подсчет не
пошли. К сожалению, в нашем распоряжении не имеется цифр, которые можно
извлечь из книги дворцовых земель 1563 года. Несомненно, что хан являлся
самым крупным помещиком. Ханские земли упоминаются в документах, напр.,
на горной стороне значатся "в татарской и чувашской деревне в Нурдулатове
(Нур-Даулет) порозжие земли, что была царевская Магмед-Аминевская...
а после казанского взятья эту землю пахали полонянники, а жили в д.
Нурдулатове"340. Название селений "Шигалеево" и "Царицыно"
говорит о принадлежности первого - Шах-Али, а второго - одной из ханш,
о чем сохранилось также предание. Самые большие дворцовые вотчины после
завоевания русскими образовались на Каме - около г. Елабуги и около
Рыбной Слободы. Эти дворцовые земли заставляют предполагать существование
здесь значительных ханских поместий в эпоху Казанского ханства. Предания
указывают ханские имения и в других местах, как например, селение "Царевщина"
на Волге близ "Царева" кургана, который получил свое название также
от ханов341.
Огланы и казаки.
Наряду с духовенством и титулованной знатью, привилегированное положение
в государстве занимали огланы, также имевшие право участвовать[204]
в курултае. Огланы являлись военным сословием, несшим ответственную
и руководящую службу по армии.
По-видимому, огланы стояли во
главе конных частей, так как до настоящего времени название "улан" сохранилось
для обозначения некоторых кавалерийских полков. Слово "оглан" происходит
от "огл", т.е. сын, В официальных документах огланы постоянно упоминаются
наряду с духовенством и князьями, и во времена междуцарствий государственные
акты писались от имени сеида, князей и огланов. По временам, в особенности
в конце существования Казанского ханства, когда особенно чувствовалась
потребность в усилении военной организации для обороны страны, огланы
становятся даже во главе управления государством - таковы огланы Кучак
(1546-1551 г.) и Худай-Кул (1551-52 г.). В качестве привилегированного
сословия, огланы обладали поместьями, дававшимися им в качестве жалованья
за службу. Название селений Уланово (в Куласвской волости Казанского
уезда, в Клянчинской и Ульянковской вол. Свияжского уезда), Кощаково
(Казанск. у.) и т.п. свидетельствуют о землевладельцах-огланах. Однако,
по сравнению с обширными владениями биков и мурз, поместья огланов являлись
мелкими и малодоходными. Выдающееся значение огланов в государственной
жизни страны объясняется той исключительной ролью, какую огланы имели
при организации Казанского ханства. Возрождение Болгарского государства
Улу-Мухаммедом было совершено посредством сильной военной организации,
которая опиралась именно на огланов. Поэтому государственный строй Казанского
ханства получил военный характер, и огланы были поставлены в нем наряду
с руководящими культурными и административными силами - духовенством
и крупными землевладельцами.
В непосредственной связи с бгланами
находились "казаки" - постоянный кадр войска, состоявший под командой
огланов. Проф. В. В. Вельяминов-Зернов объясняет термин "казак", встречающийся
в документах данной эпохи, как "простой татарин": "Простые татары, приходившие
в Россию вместе со своими царевичами, а равным образом и простые татары
казанские, крымские и пр. обыкновенно звались у русских казаками, да
и сами они называли себя казаками"342. Термин "казаки" постоянно употреблялся
в тех случаях, где речь шла, например, о служилых татарах в России.
Объяснение проф. Вельяминова-Зернова нуждается в некотором ограничении:
на службу в Россию вместе с татарскими царевичами при[205]ходили
собственно не простые татары, под которыми можно было бы подразумевать
основную массу крестьянского населения, а татары-солдаты, из которых
и состоял кадр служилого войска. Этой особенностью - военным характером
своей профессиональной службы - казаки отличались от массы "простых
татар" и в силу своего значения для государства получали по временам
доступ к участию в курултае вместе с огланами, напр. в январе 1546 и
в июле 1551 года.
В некоторых случаях термин "казаки"
детализуется: различаются казаки "дворные" и "задворные", т.е. служившие
при дворе, в столице, и вне двора, в улусах, по деревням. Татарские
термины, соответствующие русскому переводу "дворные" и "задворные" -
"ички" (внутренние) и "исьникы" (внешние). В некоторых случаях русские
документы отмечают отдельно ички, дворных и задворных казаков, но чередование
терминов "ички" и "дворные казаки"343, при тождестве их значений подтверждает
их идентичность. В некоторых случаях, напр. после смерти Мухаммеда-Эмина
в 1518 году официальные документы напоминают об участии в решении государственных
вопросов только "ички", т.е. столичного гарнизона без упоминания задворных
казаков, т.е. провинциальных солдат. Д. В. Смирнов склонен был относить
эпитет "ички" не к простым казакам, а к князьям, находившимся при дворе344, но взаимное чередование терминов "ички"
и "дворные казаки" не дает оснований к этому толкованию.
Чиновники.
Среди русской читающей публики распространено представление о Казанском
ханстве, как о совершенно бесформенной, аморфной стране, в которой был
лишь один город - Казань, а население состояло частью из степных кочевников
- татар, частью из полудиких инородцев звероловов, ютившихся в дебрях
лесов. Такое представление о государстве совершенно не соответствует
действительности. Страна была покрыта лесами, а не степями. Издавна
оседлое население жило в улусах и аулах, т.е. в деревнях. Ни о кочевьях,
ни о войлочных юртах не может быть и речи в этой лесистой стране. Все
население, как татарское, так и инородческое, занималось здесь хлебопашеством,
в городах же - торговлею и ремеслами.[206]
Из Сарайского ханства в Казань
была принесена сложная система административного управления, обслуживавшаяся
значительным штатом должностных лиц и чиновников всякого рода. Золотоордынскис
ярлыки ясно рисуют всю эту систему, унаследованную турко-татарами от
монгольского государства, впитавшего в себя традиции китайской письменности
и административного дела. Государственная власть преследовала исключительно
фискальные интересы, направленные к пополнению ханской казны, и вся
страна была покрыта сетью податных учреждений или отдельных чиновников.
Всюду были поставлены должностные лица, ведавшие определенными сборами
в данном пункте или районе - в последнем случае они совершали периодические
объезды своих деревень. Писцы, книжники, уставодержальники, собиратели,
данщики, таможники, поборщики, приказники, заказники, пошлинники, поплужники,
весовщики и т.п. чиновники непрерывно производили большую работу. Страна
была усеяна таможнями и заставами, на перевозах через реки стояли побережники
и лодейники, взимавшие пошлину в казну за переезд и перевоз грузов,
на заставах поджидали проезжих заставщики и таможники, собиравшие пошлину
с провозимых товаров. Строго обдуманная и превосходно налаженная система
налогового обложения требовала громадного кадра чиновников, хорошо подготовленных,
вполне грамотных, опытных в своем деле и привычных к служебной дисциплине.
Все это заставляет предполагать наличие как в Сарайском, так и в Казанском
ханстве прекрасно поставленной школы, из которой выходили служилые люди.
Сарайское ханство передало Казани
превосходно налаженную систему кадастров, и многочисленные специалисты
- писцы, периодически производившие поголовную перепись населения, брали
всех жителей на учет, и никому не представлялось возможности избежать
податей и налогов. Как бы далеко от столицы ни жили татары или инородцы,
они всегда с точностью знали, входят-ли они в состав Казанского государства
или же нет. Если мы в настоящее время не знаем границ Казанского ханства,
то это не значит, что их не существовало: хотя в то время не было укрепленных
постоянною стражей границ, и линия, разделявшая соседние государства,
являлась чисто условной, но фикция эта прочно держалась в сознании местных
жителей, так как она немедленно обращалась в живую реальность, лишь
только появлялись государственные чиновники, и население того или другого
пункта было принуждено платить аккуратно подати и налоги.[207]
Таким образом, представление о Казанском ханстве, как об аморфней стране,
лишенной всякого подобия европейской государственности, совершенно не
отвечает действительности.
В столице существовали центральные
управления, ведавшие отдельными отраслями государственной жизни, и следует
глубоко пожалеть о том, что до нас не дошли архивы этих учреждений.
О существовании архивов в Сарае имеются положительные указания: в 1840-х
годах при раскопках Терещенко "в одном месте были открыты листы бумаги,
на которых находились кусочки восковых печатей и синие шнурки, плетеные
серебряно-золотою нитью", в другом месте "найдены были чернильницы и
кусочки писаной бумаги, украшенные золотом и незабудками", далее были
открыты "песочницы, чернильницы, монеты, пережженая бумага и листки
целой с выписанными на ней золотыми незабудками и золотыми по краям
ободками; вверху одного листа заметны писаные золотом буквы", потом
обнаружена "перетлевшая бумага, свинцовая печать с изображением на ней
тигра", затем - "кипы бумаги, исписанной по-татарски"345, наконец, описывается находка просто целого
архива346. К сожалению, эти замечательные находки
Терещенко пропали для науки бесследно, и рукописи, которые сохранялись
невредимо в земле в течение нескольких столетий, погибли, как только
рука человека извлекла их из земли. Проф. Лихачев говорит: "Где находятся
теперь все эти остатки, драгоценные для дипломатики и сфрагистики, я
не мог узнать, да и сомневаюсь, сохранились-ли они!"347 Архивы центральных учреждений должны были
сосредотачивать огромное количество материала, при исключительном господстве
письменного делопроизводства: вся общественная и частная жизнь была
строго регламентирована и деловые сношения между отдельными лицами облекались
в форму писаных договоров, контрактов и актов, которые скреплялись печатями,
тамгами и подписями, а сверх того, в важных случаях, ротою и шерстью,
т.е. присягой и клятвой.
Особенной тонкостью отличалась
служба чиновников на дипломатическом поприще, требовавшая выдающихся[208]
качеств - ума, находчивости, упорства, умения ориентироваться в непривычных
условиях, отлично владеть собою, сохранять чувство собственного достоинства,
и кроме того подразумевавшая превосходную образованность и специальную
подготовку. Послами при иностранных дворах постоянно выступали почетные
лица, принадлежавшие к числу знатнейших фамилий и являвшиеся носителями
лучших культурных традиций, но среди различных имен можно заметить некоторых
специалистов, опыту которых казанское правительство доверяло в течение
целого ряда лет, - таковы, например, бакши Бозек, сеид Шах-Хусейн и
др. Обычно посольства в иностранные государства состояли из 3 уполномоченных
- князя, оглана и специалиста-чиновника, так называемого "бакши", соответствовавшего
русским дьякам того времени.
Ярлык Сагиб-Гирея, открытый
С. Г. Вахидовым, заключает в себе ряд названий различных должностных
лиц и чиновников, существовавших в Казанском ханстве. Всего перечислено
13 категорий в следующем порядке: 1) эмир, 2) хаким, 3) сеид, 4) казы,
5) мауали-заавель-ихтирам, 6) вокиль, 7) макааман, 8) ильчи, 9) бакчачи,
10) кшти-баанан, 11) гузэр-баанан, 12) туткагул, 13) тамгачи. Обращает
на себя внимание то обстоятельство, что большая часть этих названий
носит не национальный турецко-татарский характер, а взята с арабского
языка и при том снабжена персидскими окончаниями множественного числа,
тогда как в ярлыках Сарайских и Крымских ханов названия чиновников выражены
по-татарски. Таким образом, мы встаем лицом к лицу с фактом более сильного
в Казанском ханстве, чем в Крыму и даже в Сарае, арабско-персидского
влияния, укоренившегося не только в книжной начитанности, но и проникшего
в виде арабско-персидских терминов в государственный и административный
обиход Казанского ханства. Такое сильное арабско-персидское влияние
объясняется старинными связями Среднего Поволжья с арабско-персидской
культурой, окрепшими еще в эпоху Болгарского царства, задолго до возникновения
Сарайского ханства.
Благодаря присутствию арабских
терминов, список должностных лиц в ярлыке Сагиб-Гирся значительно отличается
от ярлыков Сарайских и Крымских, и это создаст большие затруднения при
выяснении характера должностей. Из 13 терминов, бывших употребительными
в Казанском ханстве, совпадают с Сарайскими только немногие: сеид, казы,
ильчи, туткагул, тамгачи. Из остальных некоторые термины находят себе
аналогию в турецко-[209]татарских названиях Сарайских и Крымских
ярлыков, но часть терминов не находит себе явственных параллелей, да
и о значении их можно только догадываться.
Об эмирах и о сеидах мы уже
говорили - это высшие должностные лица по гражданскому и духовному ведомствам,
притом сан их являлся наследственным. "Хаким" и "казы" - судебные должности,
и о различиях между ними позволительно думать, что хакимы составляли
более высокую инстанцию, так как они поименованы в числе первых, даже
выше сеидов, а казы (араб. кади) являлись местными, провинциальными
судьями. Труднее всего объяснить названия мауали-заавель-ихтирам, вакиль,
макааман и ильчи. Все они обозначают каких-то чиновников, но арабские
термины ничего не дают для выяснения тех различий, которые существовали
между ними. "Мауали-заавель-ихтирам" означает почетных лиц, "вокиль"
и "ильчи"- уполномоченных, "макааман" - чиновников на местах. Судить
о характере должностей, обозначенных такими понятиями, невозможно. Следующие
5 терминов поддаются объяснению с меньшим трудом: "бакчачи" - чиновники,
имевшие наблюдение за садами и огородами, "кшти-баанан" - чиновники,
собиравшие подать с полей, "гузэр-баанан" - чины наружной полиции, наблюдавшие
за порядком, "туткагул" и "тамгачи" - податные чиновники, собиравшие
пошлины на заставах и таможнях.
Перечисленными чиновниками,
разумеется, далеко не исчерпывался обширный штат должностных лиц. Специальный
характер документа, данного лицом, по всей вероятности, постоянно проживавшим
в провинции, уделяет большое внимание низшим, провинциальным чиновникам,
тогда как столичные чины могли быть оставлены в стороне, за исключением
высших лиц центрального управления.
Податное сословие.
Духовенство, князья, огланы и чиновники составляли тот привилегированный,
господствовавший слой населения, который в русских источниках носит
название "больших людей", в противоположность податному разряду, получившему
наименование "меньших людей"348. В состав этого разряда входили различные
группы городского и сельского населения - торговцы, ремесленники, крестьяне
и всякого рода вольнонаемные рабочие. В государственном управлении народная
масса никакого значения не имела, и хотя курултай официально считался
собранием "всей Казанской земли", но в[210] действительности
земские люди были совершенно отстранены от всякого участия в курултае,
и соответственно этому мы не находим перечисления податных слоев населения
в составе курултая. Как мы уже говорили, казаки, участвовавшие в курултае,
принадлежали к военному сословию, а инородцы - "чюваша, и черемиса,
и отяки, и мордва" были представлены только князьями и административными
лицами.
Податное население было обложено
многочисленными повинностями в пользу казны. Ярлык Сагиб-Гирея перечисляет
13 видов различных податей, налогов, и повинностей, от которых были
избавлены тарханы: 1) ясак, 2) клан, 3) салыг, 4) кулуш, 5) култыка,
6) бач, 7) торговый налог (харадж, хараджат), 8) деревенский налог (сала-хараджи),
9) земельный налог (ерь-хылясы), 10) подать с трубы (тютыньсяны), 11)
продовольствие (сусун), 12) фураж (гулюфэ), 13) постой. Судить о характере
всех этих податей и повинностей можно только отчасти, так как, по недостатку
источников, трудно вложить какое-либо определенное содержание в официальные
термины. Мало помогают делу и аналогии, взятые из ярлыков Сарайского
и Крымского ханства, так как и там смысл старинных названий утрачен.
В отличие от древне-русской
системы податного обложения, татарами практиковалась подушная подать,
которую вносили поголовно все жители каждого населенного пункта, без
различия своих занятий. Кроме того, доходные предприятия и недвижимое
имущество подвергались особому дополнительному обложению, откуда и происходило
разнообразие всяких налогов. Основной податью являлся "ясак", который
в отношении инородцев переводится проф. И. Н. Березиным, как "дань десятинная":
"Десятина была всеобщая подать, в мирное время, конечно, составлявшая
главный источник дохода. Перепись народная для десятины производилась
неоднократно"349. Таким образом, ясак определяется, как
10%-ный подоходный налог. В качестве основного источника обложения,
ясак удержался в стране и после падения Казанского ханства, так как
русское правительство его не отменило, постепенно лишь повышая норму
ясачного обложения.
"Клан" переводится русскими,
как "оброк", и по словам И. Н. Березина "в русских постановлениях дань
- "ясак" отличалась от оброка - "клан"350. В Сарайском[211] ханстве различался
клан в пользу хана, ханской жены, князей, высших чиновников, да руги,
ильчи и т.д.351 Трудно судить, что такое представляли
собою подати "салыг", "кулуш", "култыка" и "бач". Подати эти существовали
и в других татарских ханствах, но характер их остается невыясненным.
Далее идет ряд специальных налогов - торговый, деревенский, поземельный
("поплужное" русских источников), подворный (с трубы). Это - налоги
на до ходные предприятия и недвижимое имущество, составлявшее дополнение
к ясачному обложению. Особый разряд составляли различные натуральные
повинности - продовольствие (сусун) казенных чиновников, проезжающих
по служебным делам, фураж (гулюфэ) для их лошадей и квартирная повинность,
принуждавшая отводить помещения для постоя чиновников и лошадей. Эти
повинности существовали и в Сарайском ханстве - их отметил проф. И.
Н. Березин, но он ошибочно придал терминам "сусун" и "гулюфэ" обратное
значение, перемешав их между собою352. Квартирная повинность (постой), в ярлыке
Сагиб-Гирея не названная специальным термином и выраженная лишь описательно,
имела в Сарае название "кунак тушун". Тесно связанные с описанными повинностями
поставки лошадей и экипажей для казенные подвод - "улак" и "ям", существовавшие
в Сарайском ханстве, в ярлыке Сагиб-Гирея не названы, но их существование
вполне естественно предполагать.
Помимо податей, налогов и повинностей,
перечисленных в ярлыке Сагиб-Гирея, из русских источников известно о
существовании еще нескольких торговых налогов, существовавших в Казани
в первые годы после завоеваний русскими, причем можно думать, что по
крайней мере один из этих налогов был установлен еще в эпоху Казанского
ханства. В 1565 году с торговых помещений в Казани взимались "амбарщина",
"тепловой оброк" и "соровой оброк"353, причем "под именем сорового разумеется
плата метельщикам, которые обязаны были очистить гостиный двор от сора
и грязи"354; кроме этих налогов, лавки казанского
торга обложены были "Еналеевщиной" - ежегодным налогом в 4 алтына355. П. Заринский отметил связь "Еналеевщины"
с именем хана Джан-Али и высказал[212] следующее предположение:
"не была ли эта подать установлена в царствование Джан-Али на какие-либо
особые городские расходы или же, может быть, эта подать наложена русскими
и обращена была в пользу семейства убитого за преданность России Джан-Али?"356 Из этих пред положений первое является
более вероятным, так как ко времени взятия Казани "семейство" убитого
Джан-Али в виде единственной его дочери, было уже достаточно обеспечено:
царевна была выдана замуж за астраханского царевича русской службы,
получившего в управление г. Юрьев Польский "и с данию", т.е. со всеми
доходами.
В числе налогов, перечисленных
в ярлыке Сагиб-Гирея, отсутствуют пошлины - тамга, весовой сбор и т.п.,
существовавшие в Сарайском и Крымском ханствах. Отсутствие этих пошлин
в тексте тарханной грамоты вовсе не означает того, что они не существовали
в Казанском ханстве: возможно, что тарханные привилегии как раз не распространялись
на освобождение от этих пошлин. Напротив, имеются положительные указания
на то, что "тамга" - пошлина на товары в Казанском ханстве именно существовала,
так как в тексте того же ярлыка среди перечисленных должностных лиц
упомянуты "тамгачи" - таможенные чиновники.
Крепостные
и рабы. Мы уже говорили о помещиках-землевладельцах, сосредотачивавших
в своих руках крупную земельную собственность. Обработка земли, требовавшая
большого количества рабочих рук, заставляет предполагать наличие в Казанском
ханстве крепостных крестьян, т.е. таких, которые зависели от помещиков,
не имели собственной земли и занимались обработкой хозяйских полей.
Ярлык Сагиб-Гирея действительно подтверждает существование в Казанском
ханстве крепостных крестьян: тарханная грамота ставит под покровительство
государственной власти "людей (киши), поля, возы и скот", принадлежащие
тарханам. Кого же можно разуметь в данном случае под "людьми" (киши),
как не крепостных, работавших на помещиков, почему они и поименованы
наряду с полями, возами и стадами, принадлежавшими тарханам? Подтверждают
существование крепостных крестьян также русские писцовые книги, в которых
указаны крестьяне, жившие на помещичьих землях, отмежеванных русским
правительством дворянам и духовенству. В Казанском уезде (на луговой
стороне- Волги) во владение архиепископу было отведено несколько деревень,
в которых уцелело 32 двора татарских и 33 двора чувашских, кото[213]рые
не были закрепощены вновь, а переданы во владение архиепископу вместо
прежних татарских помещиков357.
Помимо крепостных крестьян из
татар и инородце помещики применяли для обработки земли военнопленных
- рабов, которые с этой целью сажались на землю прикреплялись к поместьям.
Далеко не все пленники продавались казанцами на азиатские рынки, и применение
дарового труда пленных должно было производиться по мещиками в самых
широких размерах. При освобождении русских-рабов в 1551 году было возвращено
на родину, по официальным сведениям, 60 тысяч человек, и нет никакого
сомнения, что большая часть этого количества не могла постоянно находиться
в Казани, а проживала по деревням, где рабы обслуживали своим трудом
хозяйства помещиков. Тем не менее, после освобождения рабов-военнопленных,
в Казанском ханстве осталось немало русских "полонянников", которые
настолько прочно осели на землю и занялись хлебопашеством, что они не
возвратились в Россию, а предпочли остаться на прежних местах, и здесь
их застало русское завоевание. При составлении писцовых книг в 1565-67
годах "писаны земли полонянничные в татарских и в чувашских селах и
деревнях, которые полонянники живут с татары и с чувашею вместе"358. Запись по Свияжскому уезду - на горной
стороне Волги - была произведена следующим образом: "В Свияжском же
уезде в татарских и чувашских селах и в деревнях живут полонянники с
новокрещены и с татары и с чувашею вместе, а пашни свои полонянники
пашут не в разделе с татарскими и чувашскими пашнями смесь по полосам.
А государевы службы полонянники не служат, а дают своих пашен с земли
и с бортных урожаев оброк в Казани и в Свияжском городе в государеву
казну диаком по воеводским грамотам и по книгам. И в тех в татарских
и в чувашских селах и в деревнях не во многих полонянники во дворех
по имянам и полонянничные пашни и сена писаны по сказке, выспрашивая
полонянников и новокрещенов и татар и чуваш. А не мерили, и от татарских
и от чувашских земель полонянничных пашен отмежевать было нельзя, потому
что полонянники пахали пашню с татарскими и чувашскими смесь по полосам,
да и потому что многие татарове и чуваша в те поры были на государеве
службе, а без них полонянникам одним ве[214]рити нельзя для ссоры.
И в поместья князем и детем боярским те полонянничные пашни все не разделены,
а велено полонянникам с тех их пашен и с бортных ухожьев давати оброки
в Свияжском городе во государеву казну диаком по оброчным грамотам и
по книгам до государева указу"359. Через 10-15 лет после падения Казанского
ханства русские пленники оказались на горной стороне Волги в следующих
селениях, не принадлежавших помещикам: в с. Каратаеве, в д. Салтыках,
д. Клерях, д. Бахлычееве и в сельце Барышеве. Кроме того, немало бывших
военнопленных оказалось на помещичьих землях. Герберштейн, записавший
ходившие среди русских страшные слухи о том, что попавшие в плен "старцы
и немощные, за которых нельзя много выручить, и крторые негодны для
работы, отдаются у татар, все равно как зайцы молодым собакам, юношам,
которые учатся на них военному делу и побивают их камнями или бросают
в море или убивают их каким-либо другим способом", сообщает далее: "Те
же, которые продаются, принуждены целых шесть лет пробыть в рабстве;
по истечении этого срока они становятся свободными, однако не смеют
уйти из страны"360. Таким образом, если верить Герберштейну,
то выходит, что продолжительность рабства была ограничена всего 6 годами,
по истечении коих раб становился свободным, хотя и неполноправным гражданином.
Из русской писцовой книги мы видели, что полонянники "государевы службы
не служат", и что они пахали пашню, тогда как "многие татарове и чуваша
в те поры были на государевой службе". Нет сомнения, что в этих чертах
сохранились следы положения, существовавшего в Казанском ханстве до
завоевания - военнопленные не привлекались к военной службе казанским
правительством.
Проживая долгое время в плену,
рабы и вольноотпущенники забывали свою родину и привыкнувши к местному
краю не имели желания возвратиться "домой", где все для них уже стало
чужим, и где они потеряли имущество. Бывали случаи, что долгие годы
неволи истребляли у пленников не только память о родине, но заставляли
даже забыть и отцов: по русской писцовой книге 1565-67 г. в д. Нурдулатове
жили русские полонянники, "а отцов своих имен, которого рода, сказали
не помнят"361. Многие пленники переходили из христианства[215]
в мусульманство: среди них встречаются имена Сабанчейко, Девлятьдейхо,
Янчура, Терсбердей и т.п.362. Сам автор "Казанского Летописца", усердный
противник татар и мусульманства, во время 20-летнего пребывания в плену
принимал мусульманство363. После завоевания Казанского ханства русское
духовенство вспомнило об отпавших и позаботилось об их возвращении в
христианство. В 1593 году казанский митрополит Гермоген писал "многие-де
русские полонянники и неполонянники живут у татар и у черемисы и у чуваши,
и пьют с ними и едят с одного и женятся у них... и те-де все люди также
крестьянские веры отпали и превратились у татар в татарскую веру"364.
Кроме документальных сведений
о русских военнопленных, имеются сведения о рабах (кул), проживавших
в поместьях. Предания говорят, например, что д. Кулларево в Малмыжском
уезде получила свое название от рабов ("кул"), живших здесь и принадлежавших
помещикам, обитавших в селении Байлянгар ("сыновья богача"). Селений
с названием "Кулларово", т.е. "рабское" встречается несколько в Казанском
крае.
Экономический
строй. Основным занятием жителей Казанского ханства являлось,
вне всяких сомнений, земледелие. Не только старое болгарское население,
но также чуваши и финские инородцы издавна жили земледельческим бытом.
Переход края под власть татар не изменил характера этого быта, и хлебопашество
по-прежнему оставалось основой хозяйственной жизни. Лучшим изображением
земледельческого быта страны является описание кн. А. М. Курбским Арской
земли - северной окраины Казанского ханства: "В земле той поля великие
и зело преизобильные и гобзующие на всякие плоды; тако же и дворы княжат
их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойни, и села
часты; хлебов же всяких кое там множество, воистину вере ко исповеданию
неподобно: аки бы на подобие множества звезд небесных; также и скотов
различных стад бесчисленные множества"365. Среди русской читающей публики распространено
представление, приписывающее болгаро-татарам кочевые привычки, а инородцам
финского происхождения - охотничий образ жизни на подобие дикарей. В
действительности же болгаро-татарская культура является чисто[216]
оседлой и земледельческой, подтверждением чему служат обильные археологические
находки в виде земледельческих орудий - плугов, серпов, кос и т.п.,
а также многовековое существование постоянных пунктов оседлости, обусловленное
земледельческим бытом, Волжско-Камский край перешел к оседлости и земледелию
еще в до-историческую эпоху, почти на самой заре появления здесь человека
- задолго до расселения народов турецкого и финского происхождения.
У финских инородцев вся их культура, весь быт, вся религия с ее молитвами
и праздниками - все это свидетельствует о том, что черемисы, вотяки
и мордва с незапамятных времен жили оседло и занимались всегда земледелием.
Князь Курбский при описании похода 1552 года упоминает о черемисском
хлебе, который "обретеся сладостнейший паче драгоценных калачей" для
утомленного русского войска.
Земледелие отличалось экстенсивным
характером, причем у инородцев, в частности у вотяков, существовала
двупольная система хозяйства.
Вслед за земледелием важнейшую
роль в экономической жизни страны играла торговля - внутренняя, ввозная,
вывозная и транзитная. Счастливые географические условия - наличие мощных
водных путей, соединявших Московско-Новгородскую Русь и обильное пушниной
Прикамье с Прикаспийским Востоком, составляли выдающуюся особенность
Казанского государства. С древнейших времен, восходящих еще к неолитической
эпохе, в Поволжьи совершался торговый обмен. Край, богатый лесом, мехами
и медом, отправлял товары на юг, получая в обмен предметы культуры,
моды и роскоши. Этим путем были занесены в свое время первые металлические
орудия, медные украшения и средиземноморские фабрикаты. Та же схема
торговых сношений оставалась в течение следующих тысячелетий - Север
давал сырые продукты и получал предметы высокой культуры. Менялись века,
сменялись народы, но характер торговых сношений в Поволжьи оставался
все тем же. Волжская торговля создала прочные связи Болгарии с Персией
и арабами, вызвала распространение здесь арабско-персидской культуры
и мусульманства. Торговое могущество Волжской Болгарии, перешедшее впоследствии
к Казанскому ханству, было основано на том обстоятельстве, что главный
узел торговли завязался на северном конце средне-волжского плеса, где
торговый путь раздваивался, направляясь посредством верхней Волги на
северо-запад, к Балтийскому морю, а посредством Камы - на северо-восток,
в Приуралье. Таким образом,[217] Болгария и Казанское ханство
держали в своих руках все нити волжской торговли - к ним стекались товары
с запада, северо-востока и юга, и местные капиталисты регулировали сбыт
и обмен всех товаров, владели рынком и были хозяевами торговли, скупая
сырье у инородцев и перепродавая его за границу. Расцвет болгарской
торговли был обусловлен посредничеством, которое приходилось на долю
болгар, между Новгородом, Прикамьем и Персией. В эпоху Казанского ханства
видную роль наряду с Новгородом имела Москва, а на юго-востоке крупное
значение приобрело Ногайское княжество с хорошо поставленным коневодством.
Приволжские города были обязаны
своим возникновением и расцветом исключительно волжской торговле и великой
многоводной реке. Подобно тому, как в западной половине русской равнины
пролегал водный путь "из варяг в греки", в восточной половине шел не
менее мощный путь из Скандинавии в Персию и в Персию из Перми. В главном
центре страны постоянно проживали купцы-иностранцы, и рынок пестрел
предметами заграничного ввоза. Н. А. Фирсов говорит, что в Казани "было
постоянно много русских купцов, которые вывозили оттуда в Россию меха,
преимущественно беличьи и бухарские ткани, доставляя взамен того татарам
европейские шерстяные произведения; там монеты русские находились в
большом обращении, как показывают разыскания нумизматов, и надо полагать,
что большая доля их получалась там путем торговых сношений русских с
казанцами"366. В 1552 году во время осады Казани русскими
в городе оставались купцы-иностранцы: "Казанцы... пять тысяч с собою
затвориша иноземских купцов - бухар и шамохеи, и турчан и армян и инех"367. В Казани, как и в Булгаре, существовала
целая слобода, населенная армянами (ныне Армянская улица), и следы армянского
кладбища уцелели до настоящего времени.
Постоянная торговля в Казани
периодически, ежегодно, получала особенный подъем оживления. С незапамятных
времен в Поволжьи происходила ежегодная ярмарка, перенесенная в Казань
из Булгара. На ярмарку приезжали одновременно купцы из России, Армении,
Персии, Ногайского княжества и из Туркестана, и таким образом значение
ярмарки сводилось к колоссальному международному товарообмену, Эту роль
посредника в торговом обмене[218] между Западом и Востоком, Европой
и Азией, после падения Казанского ханства унаследовало известное "всероссийское
торжище" - Макарьевская ярмарка, до настоящего времени происходящая
в Нижнем-Новгороде. Автор "Казанского Летописца" сообщает, что ярмарка
происходила ежегодно 24 июня - "на тои же день съеждяхуся в Казань изо
всеи Русския земля богати купцы и многие иноземцы дальние и торговаху
с Русью великими драгими товары, не ведующи русскии люди беды на себя
никакия, без боязни живущи в Казани, надеющеся яко на своего царя и
не боящеся его"368. Об этой же ярмарке говорит Герберштейн,
в связи с указом Василия III в 1523 году о запрещении русским купцам
ездить в Казань и участвовать в этой ярмарке. Герберштейн сообщает,
что ярмарка происходила "около Казани на острове купцов", со слов русских
названном им также Гостиным островом "то есть островом, который называется
островом купцов, находящимся на Волге недалеко от казанской крепости"369. Гостиный остров, на котором происходила
ярмарка, неоднократно упоминается в русских летописях и в писцовых книгах.
Он находился на Волге против самой Казани. Таким образом, ярмарка происходила
не в самом городе, а в 5-6 верстах от нее, но зато для волжских купцов
положение ярмарки непосредственно на берегу составляло большое удобство:
не требовалось перегружать транзитных товаров на берег и вновь на суда,
а также не требовалось везти их за несколько верст в Казань. Ярмарка
происходила в летнее время, по спаде весенней воды, весною же ярмарочная
территория со всем Гостиным островом затоплялась разливом, как и в настоящее
время затопляется Макарьевская ярмарка в Нижнем Новгороде. Автор "Казанского
Летописца" дает следующее описание ярмарочного оживления: "Гражаня вси,
мужи и с женами, гуляюще по их, пиюще в корчемницах царевых, покупающе
на цены, прохлажахуся. Много же народу собирающеся, черемисы на праздники
тыя с рухлом своим из дальних улусов и торговаху с градскими людьми,
продающе, и купующе, и меняюще"370.
Судя по международному характеру
волжской торговли, преобладающее значение в Казанском ханстве имел внешний,
а не внутренний товарообмен, и руководящая роль принадлежала крупным
капиталистам-оптовикам, производившим скупку товаров большими партиями
и[219] поставлявшим их на рынки чрез мелких посредников. Во внутреннем
товарообмене наиболее видное место занимали распределение заграничных
товаров, преимущественно ба калеи и галантереи, а также продажа сельскими
жителям пушных мехов, которые попадали в руки агентов крупного капитала
и составляли партии грузов для вывоза за границу.
Помимо частной торговли, в Казанском
ханстве существовали и казенные лавки, например, в русских источниках
упоминаются казенные питейные заведения, обеспс чивавшие верный доход
ханской казне: по словам "Казанского Летописца", во время ярмарки в
Казани жители выпивали "в корчемницах царевых"371, во время одного из походов русские "кабаки
царевы пожгли"372.
Внешняя торговля Казанского
ханства имела очень крупный характер. Страна ввозила из России - соль,
лен и западно-европейские фабрикаты, из Персии, и Туркестана - шелковые
и хлопчато-бумажные ткани, ювелирные изделия, книги и другие предметы
комфорта, из За кавказья - изюм, виноград, вино и дамасскую сталь. Герберштейн
говорит о ввозе в Казанское ханство из России следующее: "В Татарию
ввозятся седла, узды, одежды, кожи, оружие же и железо вывозятся только
украд кой или, по особому позволению областных начальников, в другие,
северо-восточные страны. Однако, они (русские) возят к татарам суконные
и полотнянные одежды, ножи, топоры, иглы, зеркала и т.п."373 Запретивши в 1523 г. русским купцам ездить
на Казанскую ярмарку, правитель ство Василия III рассчитывало, что это
"нанесет большой вред казанцам, и что отняв у них возможность покупать
соль, которую татары получали от русских только на этой ярмарке, можно
их принудить к сдаче"374. Льняные ткани - холст и полотно ввозились
из России не только в Казанское ханство, но проникали и далее на восток,
в Но гайское княжество; об этом свидетельствует следующий отрицательный
ответ кн. Измаила ногайского на предложение начать войну против русских:
"Только мне завоеваться, и мне самому ходити нагу, а которые люди умирать
станут, тем и саванов не будет"375. Очевидно, ногайцы одевались в русские
ткани и нуждались в льняных изделиях. В царствование хана Махмуда, в
1455 г.[220] митрополит Исча отправил в Казань транспорт "с рухлядью",
т.е. с мануфактурным товаром для сбыта376. Через Новгород шли в Казанское ханство
западно-европейские (фламандские) сукна. Напротив, с востока ввозились
легкие ткани - "камка кизильбашская", т.е. персидская, находившая сбыт
и в Россию. Вообще персидские и закавказские товары провозились в Россию
через Казанское ханство, и следствием запретительного указа 1523 г.
в России "были дороговизна и недостаток в весьма многих вещах, которые
привозились из Персии и Армении"377. Изобилие привозной восточной мануфактуры
было заметно в Казани даже при русских, и П. Заринский объясняет им
множество шелковых и полушелковых материй, использованных русскими для
церковного обихода в Казани в первые годы после завоевания: "Отсюда-то
такое изобилие бухарских тканей в церковных описях в Казани"378. Герберштейн, говоря о восточном ввозе
в Москву, сообщает: "Товары большею частью состоят из серебряных слитков,
сукон, шелку, шелковых и золотых материй, жемчуга, драгоценных камней,
золотой канители"379. Громадное значение для внешней торговли
имел вывоз из Казанского ханства рыбы, мехов и кожевенного товара. Рыбные
промыслы на Волге привлекали не только местное население, но и заграничных,
а именно русских рыбопромышленников. Известный указ русского правительства
в 1523 году вызвал острую дороговизну и недостаток "преимущественно
в отличной рыбе, в том числе и в белуге, которая ловится в Волге по
сю и по ту сторону Казани"380; зависимость русского рынка от волжского
рыболовства была тем более ощутительна, что в данную эпоху русские исправно
соблюдали посты. Меховой и кожевенной торговлей Казань славится до настоящего
времени. Юфть и сафьян вывозились не только в Россию, но и на Восток,
- в Туркестане лучшими сортами сафьяна считались "булгари", т.е. казанские.
Среди транзитных товаров следует еще упомянуть о бумаге и о лошадях.
Писчая бумага ввозилась в Казанское ханство и в Ногайское княжество
из России: до нас дошел ряд документальных известий о ввозе западно-европейской
писчей бумаги в Ногайское княжество, напр. в 1537 г. Сеид-Ахмед Ногайский
(Шийдяк) просил русское правительство отправить ему[221] 1000
листов бумаги, в 1549 г. кн. Юсуф просил прислать 500 листов бумаги,
в 1551 г. кн. Юсуфу был отправлен из Москвы транспорт бумаги, в 1577
г. мурза Схан Урусов просил у русского правительства писчей бумаги,
я т.д.381; в конце XVI в. (1595 г.) писчая бумага
отправлялась из России даже в Персию382. Относительно ввоза в Россию лошадей из
Ногайского княжества имеются указания в летописях, напр., в 1532 году
"приидоша на Москву послы ногайские, Баубек с товарыщи, а с ним гости
в коньми от Кошюм мурзы и от иных мурз, и били челом великому государю,
чтобы князь великий их пожаловал, ослободил торговати; и как гости исторговали,
и князь великий послов ногайских отпустил к их государю"383. О размерах конской торговли, производившейся
ногайцами, дает представление запись 1534 года: "Приидоша из нагай,
от Шидяк мурзы и от иных 70 мурз 70 послов, а гости с ними многие, а
всех их и с гостьми 4000 да 700, а коней 8,000"384. Такие огромные транспорты лошадей, целые
табуны, пригонялись в Россию из ногайских степей через территорию Казанского
ханства. Торговля Казанского ханства с Россией контролировалась некоторыми
мерами русского правительства, старавшегося обложить ввозные товары
пошлинами. Русское правительство разрешило ввозить товары лишь через
два пограничных пункта - Нижний-Новгород на волжском пути и Муром на
пути через "поле". Здесь были учреждены таможни, и товары подвергались
обложению пошлиной. Внутри России для восточных купцов учреждена была
ярмарка, происходившая в Холопьем городе при устье Мологи (около Рыбинска).
Герберштейн говорит: "На этом месте бывает ярмарка, наиболее посещаемая
во всем владении московского государя; сюда стекаются кроме шведов,
ливонцсв и московитов еще татары и весьма многие другие народы из восточных
и северных стран. Они ведут только меновую торговлю, потому что эти
народы редко или почти совсем не употребляют золота и серебра. Готовые
платья, иглы, ножики, кастрюли, топоры и т.п. они обменивают большею
частью на меха"385.[222]
Особую отрасль казанской торговли
составляла торговля рабами. Предметом работорговли служили главным образом
пленные, в особенности женщины, которые находили сбыт в гаремы всех
стран, расположенных вокруг Каспийского моря.
Внутри России работорговля также
существовала, и по всей вероятности не случайно место, где происходила
ярмарка восточных купцов, получило название Холопьего города, т.е. города
рабов или города, где торгуют рабами. Составитель "Казанского Летописца"
говорит: что казанцы "приводяще к себе русь пленную... яко скот толпами
привязанных держаху и на торгу продаваху иноязычным купцам"386 - "продаваша мирский полон в дальние срачины
(сарацины, т.е. мусульмане), им и выйти не могуще"387. В 1521 году, по сообщению Герберштейна
"Саип Гирей, царь казанский, продал татарам всех пленников, которых
увел из Московии, на астраханском рынке"388. Русское правительство постоянно боролось
с торговлей военнопленными на невольничьих рынках и в 1551 году добилось
формальной отмены христианского рабства и освобождения пленных рабов.
При обзоре торговли Казанского
ханства обращает на себя внимание то обстоятельство, что хансгво не
чеканило собственной монеты, несмотря на широко развитую торговлю. Монету
чеканили как Болгарское царство, так и Сарайское ханство, и отсутствие
собственных денежных знаков в Казанском ханстве может вызывать недоумение389. Вопрос этот нуждается в тщательном изучении.
Заслуживает большого внимания гипотеза Б. В. Зайковского о том, что
так называемые "мордовки" являются казанскими монетами частного выпуска.
Что касается промышленности
Казанского ханства, то в ней явно преобладание добывающей над обрабатывающей.
Важнейшими отраслями добывающей промышленности являлись охота за пушными
зверями и рыболовство. Обилие пушнины в лесах, покрывавших страну, служило
главным источником экономического благосостояния в[223] в крае
и развития внешней торговли. Вокруг Казани по обоим сторонам Волги существовали
"бобровые гоны" которые значились напр. в Свияжском уезде по писцовой
книге 1565-67 годов 390. Рыбный промысел привлекал в пределы Казанского
ханства множество иностранных, именно - русских промышленников. Составитель
"Казанского Летописца" говорит о русских рыболовах: "Ловяще рыбу на
Волге под пэрами Девичьими и до Змиева камня и до Увека за 1,000 от
Казани верст - заехавши бо тамо живяще лето все, на диких водах, ловяща,
и в осень на Русь возвращахуся, наловящеся и обогатившеся"391. Он определяет число русских рыболовов,
работавших в К занском ханстве в 3521 году, в 10 тысяч человек.
Кроме пушного промысла, леса
доставляли благоприятную обстановку для развития "бортных ухожаев",
т.е. пчеловодства, а также для рубки леса и сплава его вниз по Волге,
в безлесные Астраханские степи.
Среди отраслей обрабатывающей
промышленности первое место занимало кожевенное производство, унаследованное
казанцами от древних болгар и процветающее до настоящего времени: еще
в 985 году русские воины "лапотники" отказались воевать с болгарами,
обутыми в сапоги392. Таким образом, кожевенная промышленность,
засвидетельствованная еще в X веке и дожившая до XX-го, существует в
казанском крае у болгаро-татар целое тысячелетие. Юфть, т.е. выделанные
кожи, сафьян - тонкие цветные сорта вывозились в Россию и на Восток,
где казанский сафьян славился под названием "булгари". Кожевенная промышленность
в Казанском ханстве достигала крупных размеров, тогда как прочие отрасли
производства не выходили за пределы кустарного промысла.
Из ремесел были развиты, несомненно,
плотничное и столярное дело, гончарное ремесло, слесарное и кузнечное
мастерство. Высшей ступени развития достигли, по-видимому, те ремесла
и мастерства, которые были связаны с культурными потребностями населения
и с повышенным уровнем требований. Сюда принадлежат ювелирное дело,
искусство резьбы по камню и переписка книг. Ювелирное дело, для которого
производился ввоз уральских[224] драгоценных камней, достигло
высокой степени совершенства, и настоящие шедевры искусства, до настоящего
времени еще не изданные и не изученные, находили достойных ценителей
в утонченных и изысканных вкусах и потребностях местного татарского
населения. Спрос на ювелирные украшения, коренящийся в этнографических
особенностях татарского народа, обусловил расцвет ювелирного мастерства
и создал из него крупнейшую отрасль искусства393.
Искусство резьбы по камню, также
унаследованное казанскими татарами от болгар, оставило ряд датированных
памятников, дошедших до нас, более редкими являются рукописи, сохранившиеся
от Казанского ханства: множество их погибло во время войны за независимость
и дальнейших восстаний, но рукописи конца XVI и начала XVII веков могут
составить довольно правильное представление о достижениях казанских
каллиграфов и переписчиков в эпоху самостоятельности. В общем же, все
перечисленные ремесла представляли собою ничто иное, как кустарные промыслы,
не достигавшие массового фабрично-заводского производства.
В экономическом отношении Казанское
ханство распадалось на две части, резко отличавшиеся одна от другой
- 1) территорию, населенную самими татарами, и 2) окраины, населенные
инородцами. Инородческое население жило всецело натуральным хозяйством.
Масса инородческого населения не принимала в торговом обмене никакого
участия, потому что не продавала, а отдавала даром, в виде дани, продукты
земледелия, охоты и пчеловодства; торговля не затрагивала почти никаких
потребностей инородческого населения, так как все необходимое оно создавало
собственноручно, отправляя на рынок только избытки и выменивая там только
предметы роскоши. Более сложной являлась экономическая жизнь коренного
татарского населения. Деревенские жители занимались сельским хозяйством,
но уже были вовлечены и в торговый обмен. В широких размерах развивалась
добывающая промышленность, находившаяся всецело в руках крупных капиталистов,
представителей внешней торговли. Внешняя торговля обогащала купцов и
сосредоточивалась в единственном крупном экономическом центре - Казани.
Следует думать, что Казань имела значение не только торгового пункта,
но здесь также концентрировалась единственно[225] развитая отрасль
обрабатывающей промышленности - кожевенное производство. Деревня экономически
тяготела к столице, которая руководила экономическою жизнью страны.
Крупным капиталистам и землевладельцам принадлежала вся политическая
власть в государстве. В области коренного татарского населения первенствовало
городское хозяйство - торговля, а на окраинах, среди инородцев, деревенское
- хлебопашество и добывающая промышленность.
Добывающая промышленность Казанского
ханства была рано подорвана иностранцами, которые захватили в свои руки
лучшие пушные и рыбные промыслы. В северных лесах, представлявших неисчерпаемый
источник пушнины, русские утвердились почти одновременно с болгаро-татарами:
в 1361 году возникает Каринское княжество, а в 1374 г. - русская колония
на Вятке. Попытка казанцев вернуть себе северные леса во время войны
1467-1469 года, когда казанцы захватили временно Хлынов и делали наступление
на Устюг, окончилась безрезультатно. Через 20 лет северные леса окончательно
переходят в руки Московского государства: немедленно после установления
русского протектората в Казани (1487 г.) совершается присоединение к
Москве Вятки и Каринского княжества (1489 г.). Таким образом, лучшие
лесные богатства Севера попали к московским промышленникам. Рыбные промыслы
на Волге также оказались к концу XV века в руках русских рыбных ватаг-артелей.
В начале XVI века русские ватажники работали не только во всем Среднем,
но и также и в Нижнем Поволжьи, вплоть до Увека (Саратова).
Добывающая промышленность не
предполагает собою развития промышленного капитализма. Организация ее
представляет артели кустарного типа, работающие на скупщика - капиталиста.
Таким образом, мы имеем дело с эксплуатацией мелких промышленников-земледельцев,
охотников или рыбаков крупными купцами - представителями торгового капитала.
Если прибавить к этому, что и обрабатывающая промышленность Казанского
ханства, даже в наиболее развитых ее отраслях, носила кустарный, а не
фабрично-заводской характер, ясным становится, что страна находилась
всецело в стадии развития торгового капитала.
Руководящую роль в торгово-промышленной
жизни играли крупные капиталисты-купцы, а не мелкие промышленники-кустари.
В интересах торгового капитала борьба русских за Поволжье являлась не
столько завоеванием новых пушных и рыбных промыслов, сколько[226]
приобретением удобных путей для беспрепятственной перевозки местных
продуктов и иностранных товаров. Это была не столько борьба за Поволжье,
сколько за самую Волгу, как путь для транзитной торговли.
Мы видели, что две главных отрасли
добывающей промышленности Казанского ханства находились по преимуществу
в руках иностранцев. На долю местных капиталистов оставалась обрабатывающая
(кожевенная) промышленность и торговля. Таким образом, основные интересы
казанских капиталистов были связаны почти исключительно с волжской торговлей.
Торговля, а не промышленность, составляла ось государственной жизни,
вокруг которой вращалась политика.
Поэтому в сфере торговых интересов
следует искать объяснения и политического расслоения руководящих верхов
казанского населения. Существование в Казани политических партий было
впервые указано Г. Перетятковичем в 1877 году: "В разное время перевес
имели в Казани разные партии: сначала партия ногайская, потом
московская, затем партия шибанских татар, с князем Ураком
во главе; но скоро большинство этой партии, возмущенное грабежом и убийствами
шибанского царя Мамука отстает от него и соединяется с русскою партией,
и русский претендент опять вступает на казанский престол.
После этого борьба начинается
уже между крымскою партиею и московскою; борьба эта идет с переменным
счастием и наконец завершается разгромом Казани и присоединением Казанского
царства к России"394. Партийное расслоение мыслилось по преимуществу
только в сфере внешней политики, и причины расслоения совершенно не
поддавались объяснению. Перетяткович говорил: "Среди казанской аристократии
находились представители самых разнообразных партий, кроме только одной
- которая имела бы в виду и преследовала бы интересы самого Казанского
царства"395. Эти слова можно в настоящее время принимать
лишь с известною оговоркою.
Анти-русская партия всегда имела
в виду интересы Казанского ханства и поддерживала союз с Крымом и с
Ногайским княжеством не ради этих государств, а для собственной выгоды.
Руссофильская партия также руководилась соображениями государственной
пользы и, прочно Держась за союз с Россией, в благоприятный момент[227]
немедленно освобождалась от тягостной опеки со стороны иностранного
государства: события 1535 года служат убедительным доказательством этого.
В настоящее время излишне доказывать,
что партийное расслоение объяснялось ничем иным, как различием экономических
интересов. Эти интересы оказывали решающее влияние на политику и очень
отчетливо выступают в документальных источниках. Еще Перетяткович отметил,
что "когда Юсуф (ногайский) предложил Измаилу принять участие в этом
походе (против русских в 1553 г.), го последний и на этот раз отказался,
мотивируя отказ различием в торговых выгодах своих и Юсуфа, торговавшего
в Бухаре, между тем как он вел торговлю в Москве"396.
Партийное расслоение не может
быть объяснено другими мотивами, например, сословным различием обоих
партий. В действительности, обе партии были одинаковы по своему составу,
и преобладающую роль в обоих играли князья, т.е. крупные капиталисты.
Обе партии были торговыми, и одна из них была связана с русским рынком,
а другая - с восточным. Обе партии стремились к сохранению мирных отношений
с Россией, и восточной партии нельзя приписывать постоянного желания
вести наступательную войну против русских. В 1495, 1546 и 1551 гг.,
при переходе власти в руки восточной партии, разрыва с Россией не последовало.
Обе партии заботились о своей личной выгоде, и в этом отношении Перетяткович
прав, говоря, что среди казанцев отсутствовала партия, преследовавшая
интересы "самого Казанского царства", как единого целого. Но понимать
эти слова так, как будто казанцы заботились лишь о выгоде иностранцев,
конечно, нельзя.
Военное дело.
Проф. М. Н. Покровским дана следующая характеристика военного искусства
татар: "Степняки не умели брать городов и даже напав врасплох на Киев
в 1096 году, они не смогли в него ворваться и должны были ограничиться
опустошением окрестностей. Если в их руки и попадали иаредка укрепленные
центры, то только мелкие, в роде Прилук, Посечена и т.п. Только в 1203
г. им удалось похозяйничать в самом Киеве, но туда привели половцев
русские князья. Иным противником были татары. Степные наездники, так
же легко и свободно передвигавшиеся, как и половцы, они усвоили себе
всю военную технику их времени. Еще в своих китайских войнах они выучились
брать города, окруженные каменными[228] стенами. По словам Плано-Карпини,
каждый татарин обязан был иметь при себе шанцевый инструмент и веревки
для того, чтобы тащить осадные машины. Приступая к какому-нибудь русскому
городу, они прежде всего "остолпляли" его - окружали тыном; затем начинали
бить таранами ("пороками") в ворота или наиболее слабую часть стены,
стараясь в то же время зажечь строения внутри стен; для этой последней
цели они употребляли между прочим, греческий огонь, который они, кажется,
даже несколько усовершенствовали. Прибегали к подкопам, в некоторых
случаях даже отводили реки. Словом, в отношении военного искусства,
по справедливому замечанию одного французского писателя, татары в XIII
веке были тем же, чем пруссаки в середине XIX. Самые крепкие русские
города попадали в их руки после нескольких недель, иногда только нескольких
дней осады"397. В эпоху Казанского ханства военное искусство
татар находилось в упадке. Монгольские традиции, принесенные из Китая
династией, были очень слабы; военная знать давно превратилась в земельную
аристократию и в крупных капиталистов. Торговый же характер коренного
болгарского населения мог только способствовать усилению склонности
к мирному образу жизни и заставить забыть воинственные привычки предков.
При наступательных действиях
против России казанцы чаще всего ограничивались нападением лишь на пограничные
города: Муром, Нижний, Кострому и Галич. В случае удачи наступление
углублялось: от Галича шел путь к Устюгу, взятие Нижнего открывало путь
во внутренние области русского государства, т.е. на Москву. Два раза
казанцам удалось вторгнуться в Московскую область и дойти до русской
столицы - в 1445 и 1521 годах. Малочисленность татарской пехоты захтавляла
казанцев действовать по большей части лишь системой коротких ударов
или налетов, причем главное значение имела конница, составлявшая главную
силу казанского войска. В XIII веке "татары были великими врагами городов,
и летописцу-гражданину Батыево нашествие казалось венцом всех ужасов,
какие только можно вообразить"398. Теперь же Россия мало-помалу покрылась
сетью каменных крепостей, против которых было бесполезно действовать
без артиллерии. Пушки у казанцев были, но лишь в ограниченном количестве,
и артиллерия ли в коем случае не могла[229] конкурировать с русскою,
руководимою иностранными - немецкими и итальянскими артиллеристами.
Артиллерия составляла самое слабое место казанцев и, напротив, давала
главное преимущество для России.
Зато несравненными боевыми качествами
отличала казанская конница. Татары являются большими знатоками и ценителями
лошадей. Все они - превосходные наездники, и с татарскими лошадьми в
крае не могут сравниться никакие другие. Герберштейн приводит со слов
русских характерный рассказ, показывающий, насколько высокою репутацию
пользовались казанские кавалеристы в глазах своих противников. Он имеет
в виду один эпизод из осады Казани 1524 года, когда шестеро всадников
сделали вылазку из осажденного города и с успехом сумели отбиться от
двух тысяч русских солдат399.
Не располагая ни достаточной
пехотой, ни артиллерией для прочного наступления вглубь России, казанцы
имели в своем распоряжении превосходную конницу, пригодную лишь для
коротких ударов, каким был в сущности и такой серьезный поход, как 1521
года; поэтому они были принуждены вести преимущественно оборонительную
войну, и в этой отрасли военного дела сумели выработать достаточно умелую
тактику. Приемы обороны, практиковавшиеся казанцами, сводились к хорошо
разработанной системе засад, и в изобретении различных военных хитростей
казанские полководцы были неистощимы. Для русского войска, двигавшегося
по Волге к Казани, засада была приготовлена на пути; в такие засады
попали флотилии кн. Ярославского в 1469 году и кн. Палецкого в 1524
году, и обе потерпели страшное поражение. Если русским удавалось достигнуть
Казани, то под стенами ее их ждала опять засада - нападение конницы
с тыла: таковы были действия конницы, нанесшей поражение русским в 1506
году, таковы же были нападения отрядов кн. Али-Газы в 1487 г. и кн.
Япанчи в 1552 г. Казань, расположенная на крутых утесах, была сильно
укреплена самой природой, и стены постоянно находились в превосходном
оборонительном состоянии. Казанская крепость по справедливости считалась
неприступною, и осада се представляла для русских непреодолимые трудности.
Из 8 попыток осады Казани русским лишь два раза удалось овладеть крепостью
- в 1487 году, когда казанцы сами отворили ворота[230] и в 1552
году, когда русские применили действие пороховых подкопов под стены
Казани.
Русские много раз предпринимали
походы в Казань, но большинство этих походов было организовано недостаточно
основательно и не могло рассчитывать на успех. Отправление войска к
Казани производилось частями, и русские страдали от несогласованности
в действиях отдельных отрядов: казанцы разбивали их по частям, как было
в 1506 и 1524 годах. Оба раза русские потерпели наиболее тяжелые поражения.
Далее, русские не могли правильно организовать снабжение своей армии
продовольствием, и это парализовало военные действия с их стороны. Наконец,
среди русских солдат нередко возникало нежелание идти воевать, как это
было в 1552 году, и походы постоянно запаздывали, а с упущением удобного
времени они были обречены на неудачу, как это было в 1548 и 1549 годах,
когда зимние походы начались перед самой весной: в одном случае артиллерия
не могла быть доставлена по льду к Казани, а в другом не могла быть
поставлена против крепости. Лишь путем долгого и горького опыта, после
затраты огромных средств и живых сил на организацию целого ряда безрезультатных
походов, русским удалось найти правильное решение своей задачи. Для
достаточного снабжения армии была сооружена постоянная укрепленная база
- Свияжск. Военная оккупация речных путей сторожевыми заставами в тылу
у казанцев, организация
- регулярных стрелецких полков,
усиление технических средств иностранными инженерами - таковы были успехи
русской военной организации в 1550-52 годах, доставившие наконец перевес
над казанцами.
Поход от Мурома до Свияжска
- впервые пехота шла напрямик, "полем", а не была отправлена по воде
- продолжался 24 дня. Огромная русская армия шла тремя путями, по дорогам,
пролегавшим по большей части лесами. Трудную задачу составляло снабжение
армии продовольствием. Хотя официальный историк писал, что "таковое
многое воинство всюду яко богом уготованну пищу обретаху в поли, убо
всяким благовонным овощием довляхуся от животных же лоси, яко самозванни
на заколение прихождаху, в реках же множество рыб ловяху, от воздуха
же множество бесчисленное птиц прилетаху и во всех полцех на землю припадаху,
яко сами дающеся в руце человеком на пищу, ими же все бесчисленное воинство
не трудно довляется"; с наступлением же Успенского поста вся эта скромная
пища, сама падавшая с неба, внезапно исчезла, и на смену ей явилась
иная - "егда же[231] приспе пост святые Богородицы, и в ты дни
не видаху никакого ж, ни птицы, ни лосей, живущие же в тамошних странах
черемиса и мордва и прочие... вся потребная приношаху, хлеб и мед, и
говяды, ова дарованием, иная же продаваху"400, но участник похода дает несколько иную
картину: "Аки бы по пяти неделях со гладом к с нуждою многою дойдохом
Суры реки великия" - там соединились все части армии, "и того дни хлеба
сухого наядахомся со многою сладостию и благодарением, ово зело дорогаго
купующе, ово позычающе (заимствующе) от сродных и приятель и другое:
бо нам бы его не стало аки бы на 9 дней, и господь бог препитал нас
и войско, ово рыбами, ово иными зверьми: бо в пустых тех полях зело
много в реках рыб"401. От Суры "шли есмя с войском 8 дней полями
дикими и дубровами, негде же и лесами, а сел со живущими зело мало:
понеже у них села при великих крепостях (чащах) ставлены и незримы,
аще и по близку ходящим; и ту уже нам привожено и, по странам ездя,
добывано купити хлеба и скотов; аще и зело дорого плачено, но нам было,
яко изнемоглым от гладу, благодарно; а мальвазии (вина) и любимых трунков
(напитков) с марцыпаны (конфетами) тамо не вспоминай! Черемисский же
хлеб сладостнейший, паче драгоценных калачей, обретеся"402. Составитель "Казанского Летописца" также
отмечает тягость похода: "Тяжек явися ему (Ивану IV) путь той и всему
воинству его: от конских бо ног взимаему на высоту песку и не бе видети
солнца и небеси и всего воинства идущаго, и тоска велика все воинство
обдержаше; мнози же чсловсцы изомроша от солнечного жара и от жажды
водныя, иссохша бо вся дебри и блата, и малые реки польские не тецаху
путем своим, но развие мало воды в великих реках обреташеся, во глубоких
смутех, но и то сосудами, корцы, и котлы, и пригорщами в час един до
суха исчсрпаху, друг друга бьюще и угнетающе и задавляюща; ини же росу
лизаху, и тако жажду свою с нужею утоляху"403.
Благополучно достигнув Казани,
русское войско начало осаду, предполагая, в случае надобности, зазимовать.
Военный специалист отмечает: "Переходя к рассмотрению влияния инженерного
искусства на действия осады, мы с первого взгляда видим, что во время
взятия Казани осадное искусство в России находилось в переходном[232]
состоянии. Во всех почти распоряжениях и действиях осады по искусственной
части, заметно смешение прежнего способа атаки с новым"404. К числу старых, средневековых приемов,
относятся 1) "башни, тарасы и другие принадлежности прежних осад, совершенно
оставленные другими народами", 2) обложение города посредством тына
и тур, 3) устройство осадной башни огромных размеров. К новым приемам
принадлежали 1) применение многочисленной артиллерии, 2) "русские употребили
в первый раз закопи или траншеи и повели медленные подступы для приближения
к наружному краю рва", 3) применение подкопов и взрывов под стены посредством
пороха. Осаду решило именно применение этих взрывов. В лице английского
инженера западно-европейская военная техника нанесла поражение искусству
восточных народов. Порох дал перевес европейским войскам над туземцами
во всех частях света.
Культурное
влияние татар на Россию. При переезде из Московского государства
в Казанское ханство путешественник попадал в такую же лесную страну,
только реки здесь были еще многоводнее, берега их - пустыннее, но общий
характер местности не изменялся. Только ниже Казани хвойные леса сменялись
лиственными, а приволжские горы еще более выростали. Горная сторона
была довольно густо покрыта черемисскими, чувашскими и мордовскими деревнями,
разбросанными среди лесов и полей. При завоевании край был страшно опустошен,
и Перетяткович говорит: "В XVI столетии в писцовых книгах Казанского
и Свияжского уездов встречаем огромное число пустошей, свидетельствующих
наглядно о том, что этот край до опустошительных войн, происходивших
в нем при завоевания Казани и во время восстаний здешнего населения
против Москвы, не был беден людьми"405. Центральная часть Казанского ханства
имела вид довольно культурной страны - обширные распаханные ноля, большие
многолюдные селения с остроконечными башнями минаретов, оживленное движение
по дорогам, бойкий товарообмен на базарах, зажиточные поместья биков
и мурз. Татарские деревни насчитывают жителей тысячами, как напр. по
преданию, деревня Ия, после падения ханства распавшаяся на 5 отдельных
селений (2 Ия-Баш, 2 Азяка и Иски-Крылай). Цветущее состояние Казанского
ханства в эпоху самостоятельности засвидетельствовано кн. А. М. Курбским
в описании Арской земли.[233]
Административная организация,
сеть казенных учреждений, значительный штат должностных лиц, правильно
функционирующая система суда и податных учреждений - все говорило о
государственной жизни, не менее организованной, чем в русском Верхнем
Поволжьи. Правда, здесь не было каменных крепостей, как в России, не
было златоглавых церквей, но зато были изукрашенные нарядными арабесками
мечети с высокими островерхими минаретами, имелись ярко расписанные
хоромы князей и купцов. Из городов Восточной Европы Казань уступала
по величине, населению и богатству только Москве да Новгороду, быть
может - Вильне, но не следует забывать, что Казань была на 21/2
века моложе Москвы и лет на 500 моложе Новгорода... Нельзя представлять
себе жизнь казанцев, как дикую некультурность. В школах шло обучение
грамоте и суфитской премудрости. Грамотность среди татар была распространена
довольно широко, так как в каждом селении, где имелась мечеть, существовала
также и школа. В крае существовала своя литература, от которой дошли
до настоящего времени книги "Нагыдж эль-Фарадыз", "Юсуф", "Бедвам" (книга
против язычества), "Башла Гали", "Насыхат эс-Салихин", новогодние песни
"Науруз Баиты", сборник стихов "Шагир Булгар Газыларэ" ("Воители из
Булгара") и другие, пользующиеся большой популярностью среди казанских
татар, но почти не встречающиеся у жителей других стран, имеющих мусульманское
население406. Культурные связи Казанского ханства с
Туркестаном, Персией, Турцией и Аравией не прерывались. Из Персии доставлялись
в Казань книги, благочестивые паломники совершали путешествие в Мекку,
купцы и дипломаты ездили в Астрахань, Бахчисарай и Константинополь.
По Волге шло большое движение торговых судов и плотов. Ближе всего по
культуре и по природным условиям к Казанскому ханству стояло Ногайское
государство - страна липовых лесов, Южного Приуралья и приволжских степей.
Ногайская дорога из Казани в столицу Ногайского княжества Сарайчик и
далее в Туркестан являлась важнейшим сухопутным торговым путем.
Татарское население резко отличалось
от инородцев своим богатством, зажиточной и комфортабельной жизнью.
Эти особенности сохранились казанскими татарами до настоящего времени,
несмотря на века унижения[234] и иностранного ига. Старая земледельческая
культура болгар нашла себе отражение в национальном весеннем празднике
"Сабан-Туй", когда происходят спортивные состязания молодежи - упражнения
в беге, борьбе, лазаньи по шестам, в конских ристалищах. Древние пережитки
кочевников сохранились лишь в любви к коневодству и в антипатии татарской
деревни к древесным насаждениям, в чем как-будто сквозят отголоски воспоминаний
о безлесных степях. Сказочный татарский мир легендарной фантастики неисчерпаем,
но мы не считаем возможным распространяться о творчестве казанских татар
в области народной словесности. В области же материальной культуры им
принадлежат затейливые узоры чеканных сосудов, ажурное плетенье ювелирных
украшений, стройные шатровые кровли минаретов, красочные переливы материй,
тонкие письмена каллиграфических рукописей, сложные арабески книжных
миниатюр...
Казань и Россия - два соседние
государства, расположенные по течению одной великой реки, были связаны
самыми тесными узами. Положительное влияние татарской культуры на русскую
только недавно впервые указано и до настоящего времени еще не изучено.
Помимо косвенного влияния татар на внутреннюю жизнь русского государства,
выразившегося в упразднении вечевого устройства, в создании и укреплении
московского единодержавия и т.п., необходимо отметить черты непосредственного
заимствования русскими культурных приобретений и достижений у своих
восточных соседей. Проф. М. Н. Покровским отмечено, например, что московским
правительством унаследована от татар система податного обложения и сошного
письма: "Татары, не довольствуясь прежними способами сбора - отчасти
по аппетиту берущего, отчасти по сопротивлению дающего, организовали
правильную систему раскладки, которая на много веков пережила самих
татар. Первые переписи тяглого населения непосредственно связаны с покорением
Руси ордой; первые упоминания о "сошном письме", о распределении налогов
непосредственно по тяглам ("соха" - 2 или 3 работника), связаны с татарской
данью XIII века... Московскому правительству впоследствии ничего не"
оставалось, как развивать далее татарскую систему, что оно и сделало"407. В последнее время целый ряд различных
заимствований, взятых русскими у турко-татар, указан проф. Виппером408.[235]
Вряд-ли когда-либо будут определены
размеры взаимных культурных влияний между до-татарскою Русью и Волжской
Болгарией, хотя указания на эти влияния к имеются, напр., известно,
что Андрей Боголюбский был женат на болгарке, и что для предпринятых
им архитектурных работ белый камень привозился из Волжской Болгарии.
О тех же влияниях свидетельствуют восточные мотивы рельефных изображений
и арабесок, покрывающих наружные стены храмов Владимиро-Суздальской
области. Соседившие друг с другом Русь и Болгария стояли приблизительно
на равной ступени развития, и между ними существовало взаимное равновесие.
Соотношение обоих сторон резко изменилось с завоеванием Восточной Европы
монгольской династией. Ошеломленные беспримерной жестокостью завоевателей,
русские убедились, что подпали надолго под иностранное иго, и бороться
с могуществом Великого Хана было для них безнадежным. В глазах русских
хан был государем, которого можно было сравнивать лишь с византийским
монархом, и русские не нашли для него более подходящего титула, как
"царь", каким они величали тогда императоров. Государственная система,
введенная завоевателями в побежденной стране, представляла собою верх
обдуманности и дисциплины по сравнению с тем патриархальным укладом,
какой существовал на Руси до татар. С основами государственной культуры
русские познакомились чрез татар: впервые все население было взято на
учет посредством переписей, принудительная система податей, налогов
и пошлин не оставляла желать ничего лучшего по точности своего применения.
Поголовные переписи населения, впервые введенные в России татарами,
требовали огромного кадра хорошо грамотных и опытных чиновников - в
этом сказались традиции китайской культуры, - и ничего подобного не
могла себе представить старая дотатарская Русь, где грамотность существовала
лишь среди духовенства, купцов и великих князей. Самый масштаб общегосударственного
предприятия был не по плечу раздробленной на мелкие части удельной России
с ее бедными государями, которые, разумеется, и не мечтали о колоссальных
доходах, собиравшихся ханами с покоренных народов.
Вопрос о влиянии татарской культуры
на государственное и бытовое строительство Московской Руси далеко еще
не изучен, и в настоящее время его можно лишь намечать. В большинстве
случаев приходится говорить вообще о татарах, не отличая эпохи Сарайекого
ханства и его распадения. Тем не менее, мы считаем себя вправе[236]
затронуть данный вопрос в настоящей работе, так как некоторые черты
государственного устройства Московской Руси находят себе объяснение
в материалах, подчерпнутых именно из истории Казанского ханства, что
же касается бытовых заимствований, то не подлежит никакому сомнению,
что большая часть культурных влияний шла в Россию именно через Казанское
ханство, которое было тесно связано с соседней страной торговым обменом.
Многое, может быть, объясняется
простым параллелизмом, возникшим при близких условиях в двух смежных
государствах, но нельзя не отметить этого глубокого сходства, существовавшего
между ними. Характеристика неограниченной власти московского государя,
приведенная Герберштейном409, приложима в одинаковой степени и к ханам
татарским, так что нетрудно убедиться в восточном происхождении- московского
деспотизма, чуждого до-татарской Руси, и недаром А. К. Толстой вложил
в уста киевского Потока-богатыря следующие слова по адресу московского
государя: "Что за хан на Руси своеволит?".. Следует также думать,
что и в деле принятия русскими государями царского титула оказала некоторое
влияние не только византийско-книжная традиция, но также стремление
подражать татарским ханам, которых в России называли царями: принимая
титул царя, московские государи не только объявляли себя наследниками
византийских императоров, но вкладывали в этот титул и более реальное
содержание, открыто выражая им свои претензии на Казанское "царство".
Хотя Иван III не решился после свержения татарского ига назвать себя
царем и в 1487 г. ограничился титулом "князя Болгарского", но программный
характер московских титулов хорошо известен из применения термина "всея
Руси", которым русское правительство открывало наступление против Литвы
так же, как титулом "царь" оно било против татар410.
Хотя боярская дума находит себе
близкую параллель в совете карачи, бояре и дети боярские - в князьях
и огланах (вплоть до тождества терминов "дети боярские" и "оглан", т.е.
сын), а местничество - в родословных счетах татарской аристократии,
но мы не решаемся судить о[237] причинах такого параллелизма.
Более существенным нам представляется вопрос о влиянии курултая на земский
собор. Из описания курултая 14 августа 1551 года, приведенного в "Царственной
Книге", мы знаем о составе собрания "всей Казанской земли". Нет сомнения,
что собрания в таком же составе были известны казанцам и ранее, и мы
уже отмечали случаи употребления этого термина в документах.
В России земский собор появился
накануне падения Казанского ханства, и нельзя не обратить внимания на
тождество состава первых земских соборов и курултая. "Стоглав 1551 года
был соединением "властей" (духовенства), "синклита" (боярской думы)
и представителей воинства"411, а в курултае также участвовали духовенство,
князья и огланы.
Трудно думать о случайности
совпадения в составе двух этих собраний, состоявшихся в одном и том
же году. Вопрос о том, откуда направлялось заимствование, очевиден:
для Казанского ханства "собор всей земли" был старым, привычным учреждением,
для нарождавшейся новой России он был нововведением. Русские историки
говорят: "Установлены в науке и предшественники "совета всей земли":
это - соединение разных разрядов воинства, образчик которого дал Иван
III в 1471 г. и, с другой стороны, освященный собор, совет высшей иерархии"412. Не следует ли к этим образцам добавить
еще более близкий - совет "всей земли", практиковавшийся у татар, ближайшим
образом - в Казанском ханстве? Вопрос этот должен быть разрешен авторитетными
специалистами.
В настоящее время является вполне
установленным, что переписи населения заимствованы русскими у татар.
Развитое письменное делопроизводство, составлявшее характерную особенность
вообще восточных культур - китайской, персидской и т.д. - нашло себе
обширное применение и на Руси, в противоположность средневековому Западу.
Цитированный нами проф. Виппер говорит: "Особенно поразительным казалось
московское судопроизводство англичанам, у которых суд, построенный на
прецендентах, на старых решениях, хранившихся в архивах, требовал громадной
памяти от судей и адвокатов и создавал благодаря этому обширный класс
профессиональных ходатаев. Уже первый из описавших Московию англичан,
Чанслор, одобряет русское судопроизводство в том отношении, что здесь
нет юристов, которые бы вели процессы на[238] суде, каждый сам
правит свое дело и подает челобития и ответы письменно, противно английскому
судопроизводству"413. Проф. Виппер видит в судебниках Ивана
III (1497 г.) и Ивана IV (1550 г.) "сильнейшее влияние византийских
образцов", но при этом он забывает примеры восточного законодательства
с точными кодексами писаных законов (Яса). Суд с его инстанциями - "хаким"
и "казы" занимал почетное место в татарском государстве, как видно из
ярлыка Сагиб-Гирея, и мы вправе заподозрить и здесь распространение
татарской культуры на русскую государственность.
Письменное делопроизводство,
огромные переписи всего населения - все это решительно устраняет обычные
представления о татарах, как о полудиких кочевниках. Мы уже видели какое
громадное потребление бумаги было в Ногайском княжестве - оно разумеется,
предполагает развитое делопроизводство и хорошую грамотность.
Еще в одной области также можно
наметить влияние татарской культуры на русских - в области дипломатии.
Напомним характеристику московской дипломатии, данную профессором Виппером:
"Московские дипломаты во всяком случае не чувствовали смущения пред
европейцами, напротив, любили брать на себя роль критиков по отношению
к иностранным державам, забивать приезжающих в Москву послов текстами
договоров и ссылками на исторические хроники, наконец, принимать иронический
тон и ловить противника на противоречиях... Первый из послов отправленных
в Англию для заключения договора, Иван Непея, до известной степени показался
англичанам типом хитрого, неуловимого, себе на уме, русского человека"414. Правильнее было бы сказать - "восточного
человека". В этих чертах нетрудно узнать хорошо знакомый облик татарина-торгаша,
прототип московского дипломата. Первые дипломатические сношения московскому
государству пришлось вести исключительно лишь с татарами, и у кого же
им было учиться дипломатическому искусству, как не у татар? Кто знаком
с приемами татарской торговли, тот легко разгадает, откуда взялись черты
дипломатов, приведенные проф. Виппером - критика, начетническая ученость,
ирония, хитрость: все это применяют восточные покупатели, когда прицениваются
к товару, и делают огромный "запрос", когда выступают, как продавцы.
Недаром, на западно-европейцсв московская дипломатия[239] производила
всегда впечатление чисто восточной, не европейской.
Многое было заимствовано русскими
у татар в военном деле, но мы ограничимся лишь краткими указаниями,
Московская армия организовала по татарскому образцу "ертоул" - саперную
часть, которая в походах строила гати, настилала мосты, выискивала броды
и т.д. Незадолго до завоевания Казанского ханства, в 1550 году, русское
правительство организовало стрелецкое войско - регулярную пехоту с огнестрельным
оружием, и это новое войско было учреждено по проекту И. С. Пересветова,
который постоянно рекомендовал в качестве образца турецкую армию. Следует
думать, что постоянная пехота огневых стрельцов была организована по
образцу янычаров и крымских стрельцов "туфанкчи" (от "туфанк"- ружье),
которые упоминаются в ярлыках крымских ханов. Заимствование огнестрельного
боя и регулярной пехоты шло, таким образом, из Крыма в Россию, а не
от русских к татарам.
Относительно влияния татар на
Россию в области искусства (архитектуры) мы упомянем в VI главе. В сфере
царского обихода на счет татарских влияний следует отнести обычай "бить
челом", выбор невесты посредством смотрин, коронационный обряд - осыпанье
монетами и т.д. Следы многочисленных культурных влияний на русскую жизнь
татары оставили в языке. От них перешло множество слов, относящихся
преимущественно к торговле и домашнему обиходу, в частности - к предметам
роскоши и комфорта. В области торговли русские заимствовали у татар
слова: алтын, амбар, аршин, базар, бакалея (мелочная торговля), балаган,
балчуг (рыбный базар), барыш, батман, деньга, караван, кощей, лабаз,
майдан, маклак (посредник), магарыч (угощенье) и т.п. Татары познакомили
русских со следующими принадлежностями костюма, тканями и ювелирными
украшениями: башлык, башмак, бешмет, кисет, кошель, кушак, архалук,
гайтан, япанча и т.п., атлас, бахта (вата), бязь, кайма, камка, канаус,
канифас, кармазин, кумач, сафьян и т.п., алмаз, басма, бирюза, жемчуг,
капторга и т.д.415. В военном деле татары дали названия:
атаман, есаул, казак, богатырь,[240] ертоул, кремль, бахтерец,
кинжал, кобура и т.д. В скотоводстве - аргамак, аркан, буланый, караковый,
кошира (загон для скота), отара (стадо овец) и т.п. В области общественной
жизни татары познакомили русских с некоторыми должностными лицами (баскак),
с пошлинами (тамга), государственными учреждениями податного характера
(казна, таможня), с полицейской охраной (караул), с писаными указами
(ярлык), с государственной почтой (ям, ямщик), Среди городских построек
появились высокие "каланчи", узкие "калитки" и казенные "кабаки". От
татар же русские заимствовали название шумных празднеств (кутерьма),
обширного домашнего скарба (кош, барахло), а также чрез них познакомились
с разнообразными типами удобных и поместительных экипажей (кибитка,
кошева, каптана). Эти заимствования совершались в различное время и
входили в русский язык с разных сторон, но они могут дать некоторое
представление о степени развития татарской культуры и уяснить культурные
взаимоотношения двух соседних народов.
Причины
падения Казанского ханства. Смежные государства, расположенные на
одной и той же реке, в течение нескольких веков соединенные тесными
торговыми связями, проникнутые взаимным культурным влиянием, естественно
тяготели друг к другу и имели все шансы на мирное развитие, и тем не
менее это равновесие, существовавшее между ними было нарушено, и вместо
мирных соседей, после продолжительной и упорной борьбы, оказались победители
и побежденные. В ожесточенной борьбе за независимость татарский народ
потерял все лучшие приобретения своей культуры, все, чем он мог гордиться
пред своими соседями и превратился на 31/2 столетия
в угнетенную нацию. В чем заключаются причины такого финала длительных
взаимных сношений и торговли?
Излишне доказывать, что причина
завоевания Казанского ханства со стороны России коренилась именно в
экономических, торговых сношениях: одно государство стремилось завладеть
рынком, товарами и капиталами государства другого, и борьба была решена
в пользу той стороны, которая оказалась сильнее, В течение всего своего
существования Казанское ханство занимало одну постоянную территорию
пространством около 300 тыс. кв. верст. Основное ядро этой территории
с коренным татарским населением занимало "около 60 тыс. кв. верст, т.е.
1/5 часть территории. По занимаемому пространству Казанское ханство
могло быть отнесено к государствам средней величины: оно равнялось примерно
Испании и несколько превосходило Францию и Польшу, уступая[241]
Германии и Османской империи, основная же территория, приблизительно
равная Испанским Нидерландам, включавшим современную Бельгию и Голландию,
принадлежала к числу малых по территории государств. До объединения
великорусского государства при Иване III Казанское ханство в несколько
раз превосходило княжества Рязанское и Тверское, немногим превышало
Московское княжестве и уступало лишь Новгородской земле. Резкое изменение
в соотношении произошло при Иване III, когда совершилось объединение
Москвы, Твери и Новгорода. В XVI веке Казанское ханство было уже раз
в 5 меньше объединенного русского государства - Россия в то время выросла
уже в большую державу, Казанское же ханство отодвинулось на второй план
даже в Восточной Европе, где первоклассными государствами оказались
Литва, Россия и Крымское ханство. Население Казанского ханства, по всей
вероятности, не превосходило 21/2 миллионов, коренное
же татарское население составляло не более 1 миллиона, тогда как в России
в то время было не менее 7-8 миллионов, в том числе русских не менее
5 миллионов. Против 150-тысячной русской армии Казанское ханство выставляло
лишь 30 тысяч войска. Казанская крепость до самого падения ханства была
защищена деревянной стеной, тогда как русские еще в 1508-1510 годах
укрепили Нижний Новгород каменной стеной, построенной итальянскими инженерами.
Каменную крепость в Казани построили уже русские - это было одним из
первых их дел в завоеванном крае, очевидно, сооружение каменных стен
считалось требованием элементарным и неотложным.
В течение 125-летнего существования
Казанского ханства оба государства, русское и казанское, прошли совершенно
различный путь развития. Казанское ханство жило спокойной торговой жизнью,
население обогащалось, но оставалось в своих прежних неизменных границах.
Русское государство переживало период стремительного роста и развития.
Московское княжество быстро сравнялось с Казанским ханством, а затем
также быстро его перегнало и наконец подчинило себе. Симптомы всех этих
изменений во взаимоотношениях двух государств мы уже видели в очерке
политической жизни. Причина падения Казанского ханства заключается в
быстром экономическом и политическом развитии русского государства и
в отсутствии прогресса в самом Казанском ханстве: пока первое быстро
развивалось и возрастало, последнее оставалось в первоначальном своем
положении.[242]
Стремление русских к экономическому
завоеванию Казанского ханства нельзя рассматривать изолированно от прочей
истории борьбы за Поволжье между русскими и болгаро-татарами. История
Казанского ханства является лишь одним из этапов этой борьбы за экономическое
объединение Верхнего Поволжья со Средним. Такое объединение имеет свое
оправдание постольку, поскольку оба края - Волжско-Окский и Волжско-Камский
представляют собою части одной экономической области, стержнем которой
является Волга. Борьба за их объединение началась с того момента, как
русские прочной ногой утвердились в Верхнем Поволжьи, во Владимиро-Суздальском
крае. Правительство Андрея Боголюбского начинает наступление на болгар.
Это движение развивается при преемниках Боголюбского и достигает наивысшего
напряжения в первой четверти XIII века. Русским удается захватить на
севере - слияние Сухоны с Югом, на юге - слияние Оки с Волгой. В этих
пунктах возникают Устюг Великий и Нижний-Новгород. Наступление прерывается
вследствие катастрофы, постигшей Россию в третьей четверти XIII века.
Нашествие хана Бату спасло Болгарию от дальнейшего натиска с запада.
Через 100 лет Россия оправилась, и с 1359 года возобновляется наступление
на восток. Походы новгородских ушкуйников, суздальских и затем московских
князей - отдельные моменты этой экономической борьбы за Поволжье. Болгария
была разорена, когда ослабела Золотая Орда, и в Волжско-Камском крае
хозяйничали русские. В это время русские заняли верхнее течение Вятки
и Камы - возникают Хлынов (Вятка) и Пермь Великая (Чердынь). Движение,
вторично приостанавливается с появлением Улу Мухаммеда. Основание Казанского
ханства имело значение, как возрождение могущества болгарско-татарского
государства, которому недоставало военной организации для сохранения
своей экономической силы. Прививка военной организации вдохнула новую
жизнь в Волжско-Камское государство. Казанцы перешли в наступление и
утвердились на Оке, где возникает Касимовское ханство. Но русские оправились
снова и при Иване III опять перешли в наступление. Теперь пред казанцами
стал страшный враг в лице объединенного великорусского государства.
С присоединением Вятки и Перми к Москве лесные богатства Севера оказались
навсегда потерянными для болгаро-татар. Казанцы в значительной мере
лишились главного предмета экспортной торговли - пушных мехов.
Москва обошла Волгу с севера
и отрезала от Казани се пушной рынок. Когда в тылу у болгаро-татар появились[243]
русские колонии на Каме и Вятке, экономические судьбы Поволжья уже были
предрешены. С тех пор, как произошло объединение новгородского Севера
с московскими областями конкурировать с Россией в экономическом отношении
Казанское ханство уже не могло. В его руках оставались речные пути -
транзит, но источником торговли, промыслами, завладели уже иностранцы;
теперь отправляли пушнину на юг уже не болгаро-татары, а русские. На
великом водном пути, соединявшем Балтийское море с Каспийским, теперь
лежали уже не разрозненные, слабые княжества Владимирское, Тверское,
Новгородское, а объединенное могущественное государство "всея Руси".
Казанское ханство не поспевало за быстрым экономическим прогрессом России,
перед которой на очередь встало объединение всего экономически связанного
района в одно государство. После захвата Новгорода Москве удалось овладеть
великим волжским торговым путем на всем его протяжении.
Военная организация, принесенная
в Болгарию Улу Мухаммедом, не спасла Средне-Волжского государства от
русских. Эта организация успешно действовала только в начале. Впоследствии
она устарела и сопротивляться натиску врагов не могла. О застое в области
политической жизни - государственного строя и социального быта - мы
уже говорили. Устарелая система правления, не соответствовавшая характеру
населения, задерживала его развитие и препятствовала использовать все
силы страны для ее пользы. Замкнутый, олигархический строй, негибкий
и консервативный, вызывал часто конфликты и осложнения, которые способствовали
ослаблению государства. Военное дело также не прогрессировало: европейские
изобретения применялись не в достаточной мере - артиллерия была слаба,
сооружение каменных крепостей не практиковалось, противодействовать
подкопам не умели, и техника военного дела далеко отстала от иностранцев.
Правда, конница была по-прежнему превосходной по своим боевым качествам,
но сила казанского войска парализовалась его малочисленностью, создать
же полевую армию, которая хотя бы приблизительно равнялась громадному
ополчению объединенного русского государства, казанцы были не в состоянии.
При сравнении с поразительно
быстрым и могучим развитием русского населения спокойная, мирная жизнь
болгаро-татар производит впечатление застоя и косности. В течение целого
ряда столетий в Верхнее Поволжье вливались все новые и новые волны русских
переселенцев. С необычайной настойчивостью они растекались по всей[244]
стране, вытесняя туземцев или ассимилируя их. Этот неисчерпаемый поток
по своей интенсивности представляет беспримерное явление в истории Восточной
Европы. Он свидетельствует о колоссальной производительности населения,
и причины его коренятся в расовых особенностях славянского племени.
Молодая, только что сформировавшаяся народность великороссов развивала
свою деятельность весьма интенсивно, тогда как болгаро-татары, осевшие
в Поволжьи задолго до появления великороссов, представляли собою сравнительно
древнюю расу, успевшую уже одряхлеть; во всяком случае, конкурировать
с великороссами оказалось им не под силу. Таким образом, причины застоя
могли быть чисто биологическими и объясняться расовыми признаками болгаро-татар.
Доводом в пользу такого предположения может служить то явление, что
болезнь застоя и косности была свойственна не одним лишь болгаро-татарам
- она поражала в различное время все турецко-татарские племена, и даже
весь азиатский Восток в его целом, уступивший свое культурное место
Европе.[245]