Захват заложников в московском театре громким эхом отозвался в неотапливаемой недостроенной мечети, куда приходят помолиться 500 мусульман Звенигорода. Двое выходцев из Средней Азии, которые сидят здесь, закутавшись в свои пальто, услышали это эхо в ненависти городских пьяниц и в презрении милиционеров, которые отняли у них паспорта и пообещали выкинуть их из страны. Ничего не значило, что они не имеют никакого отношения к чеченским повстанцам, которые в октябре захватили театр, что они едва знают, как донести до Аллаха свои собственные молитвы, не говоря уже о том, чтобы приобщиться к той форме воинствующего ислама, которую практикуют ведущие войну с Западом террористические группы. Они тоже были сочтены врагами.

"Когда мы говорим, что являемся мусульманами, они нас унижают, - сказал Рустам, 45-летний рабочий из Таджикистана, который боится назвать свою фамилию, потому что местная милиция задержала его после захвата заложников в московском театре и потребовала уплатить 500 рублей или убраться из страны. Якуб Валиуллин, имам, который пытается построить этот крохотный островок ислама на окраине Московской области, кивает головой в знак печального подтверждения. Вскоре после захвата театра в конце октября ему пришлось отвечать на вопросы сотрудников Федеральной службы безопасности (ФСБ) относительно его прихожан. Даже сегодня он пытается спасти от депортации этих двоих мусульман из Средней Азии. "Они говорят "Это вы, мусульмане, убиваете людей", - сказал он. - Они считают всех мусульман террористами". Подобная "исламофобия" в том виде, в каком она проявляется здесь, в России, разделила и поборола национальное меньшинство, которое по численности должно было бы быть самым влиятельным.

Мусульмане, традиции которых насчитывают много веков, являются крупнейшей после православных русских религиозной конфессией в России. Технически они более многочисленны и более свободны, чем когда-либо в истории России, и в последнее десятилетие, после насаждавшегося государством на протяжении 70 лет атеизма, отмечается ренессанс мусульманства, претворяется в жизнь крупная программа строительства мечетей, и многие тысячи людей вновь открывают для себя ритуалы поколения своих дедушек и бабушек.

Но одновременно с возрождением к мусульманам Звенигорода - и ко многим другим среди примерно 20 миллионов последователей ислама в России - пришло и чувство эфемерности безопасности. Они заявляют, что испытывают возрождение страха, который, как они надеялись, навсегда ушел из их жизни вместе с советским строем. Этот страх раз за разом возрождался в постсоветское десятилетие, то усиливаясь, то ослабляясь вместе с войной России против населенной преимущественно мусульманами Республики Чечня, и вот теперь вернулся к ним с новой силой после нападений террористов на Соединенные Штаты 11 сентября 2001 года и захвата заложников в московском театре.

"Эти события только лишь укрепили позиции большой группы российского общества, которая и без того была враждебна исламу и считала ислам идеологией терроризма", - считает Роберт Ланда, профессор Московского института востоковедения. Иногда страх приобретает форму ощутимой угрозы, как, например, грозящее двум строительным рабочим из Средней Азии выселение в отместку за террористический акт, к которому они имеют отношение только в силу своей религиозной принадлежности. Столь же часто этот страх выражается в абстрактном беспокойстве, ощущении, что в любой момент власти могут закрыть мечеть.

"Мусульманам здесь живется трудно, - сказал Валиуллин. - В России вот какая проблема: мы всегда пытаемся найти себе врага. Раньше это были евреи, но сегодня все они уехали в Израиль. А потому политики увидели врагов в мусульманах - мы бедные, за нас некому заступиться. Вместо евреев они нападают на мусульман. Они науськивают толпу. "Бей мусульман!" Мы стали новыми евреями". Исламофобия в России приняла многообразные формы: от насилия вроде устроенного бритоголовыми в прошлом году на одном из переполненных московских рынков погрома, якобы направленного против "людей мусульманской национальности", до газет, в которых фотографии местных мусульманских лидеров публикуются рядом с фотографиями Усамы бен Ладена (Osama bin Laden).

Правозащитные группы сообщают о резком росте связанных с национальной враждой преступлений по всей России, часть из которых имеет отношение к этнической принадлежности жертв, тогда как другие преступления имеют более прямое отношение к их предполагаемым исламским корням. Президент России Владимир Путин пытался говорить рассудительно, нередко повторяя, что ислам является миролюбивой религией, что он не синонимичен терроризму. Но временами он использовал возбуждающую риторику, высказываясь в том духе, что война в Чечне является частью более широкой войны между исламом и христианством. "Если вы христианин - вы в опасности", - воскликнул он, беседуя с французским репортером в прошлом месяце перед тем, как предложить тому сделать обрезание. Одно-единственное слово - в значительной мере неправильно понимаемое - стало символизировать, по словам мусульманских лидеров, демонизацию их религии в России, и слово это - "ваххабизм" - технически обозначающее практикуемую в Саудовской Аравии строгую форму ислама. В России, где традиционным верованием является более умеренный ислам суннитского толка, насаждение ваххабизма извне стало означать нечто вроде "терроризма". Обвинение в ваххабизме является самым тяжким обвинением после измены родине, которое может быть предъявлено в России религиозному мусульманину.

Чеченских повстанцев регулярно обвиняют в ваххабизме, и российские средства массовой информации (СМИ) обыкновенно бьют тревогу, как это сделало на днях агентство "Interfax", опубликовав материал под заголовком "В России отмечается всплеск ваххабизма". ФСБ зачастую конфискует исламские религиозные материалы - даже экземпляры корана - как подрывную "ваххабистскую литературу", о чем поведали с полдюжины служителей ислама, ставшие тому свидетелями.

Слово "ваххабит" стало удобной категорией, применяемой к мусульманам, деятельность которых вызывает недовольство властей. Фарит Нугуманов, к примеру, попал под подозрение ФСБ за якобы ваххабистские симпатии. Г-н Нугуманов, журналист из Оренбургской области, опубликовал статью, в которой критиковалось строительство православной церкви рядом с мусульманским кладбищем в его деревне, населенной преимущественно мусульманами. Он не только потерял место, на котором проработал 16 лет, но его теперь публично окрестили "ваххабитом". "Вот так обстоят дела в нашей области: кто не поддерживает власти, тот ваххабит, - сказал он. - Ну, прямо как в сталинские времена, нас всех считают "подозрительными" только в силу того обстоятельства, что мы посещаем мечеть".

Для мусульманских лидеров России подобные инциденты являются доказательством предвзятости властей, мотивированной религиозными соображениями. "Почему нам нужно использовать такие термины, как "ваххабизм"? Если кто-то является террористом, называйте его террористом. Зачем называть его ваххабитом? Мы не называем ирландских террористов христианами. Они просто террористы", - сказал Нафигулла Аширов, главный муфтий азиатской части России.

У г-на Аширова имеется толстая подборка вырезок из газет. На одной его фотография помещена рядом с фотографией бен Ладена. Другая вырезка из известного издания "Независимая Газета" называет его "пособником террористов". Г-н Аширов вызвал недовольство властей, когда осудил возглавляемую Соединенными Штатами войну с терроризмом, которая в прошлом году привела к свержению строгого режима талибов в Афганистане, но он настаивает, что не является ваххабитом.

"Здесь, в России, это специфическая форма политики дискредитации ислама, - говорит он. - Сегодня нет больше объединяющей идеологии вроде коммунизма, а потому они создали новый образ врага, ислам. В России быть мусульманином сегодня небезопасно".

Но не только неверующие используют слово "ваххабит" как оружие против религиозных мусульман. Давнишняя вражда между двумя высшими духовными лидерами мусульман в этой стране не в меньшей мере способствовала росту озабоченности общественности ваххабизмом. Верховный муфтий Талгат Таджуддин является ветераном религиозной бюрократии советских времен, который из своей резиденции в населенном мусульманами Башкортостане командует Центральным духовным управлением мусульман России. Равиль Гайнутдин возглавляет в Москве соперничающий Совет муфтиев России - созданную в постсоветское время организацию, которая сегодня претендует на поддержку большинства мусульманских общин. И тот, и другой используют обвинения в ваххабизме, чтобы подорвать позицию своего конкурента.

"Кое-кто пытается представить это как противостояние между духовными лидерами и борьбу за власть, имущество и фонды, - сказал г-н Таджуддин. - Но мы не можем согласиться с тем, что соперничающая группа поддерживает распространение в нашей стране ваххабизма. Они распространяют религиозный экстремизм, фанатизм, кровь и слезы".

Буквально несколько дней назад г-н Таджуддин собрал десятки своих последователей на конференцию, где мрачно предостерег, что в России насчитывается уже более 100000 ваххабитов, группа "еретиков", которой помогает его соперник, г-н Гайнутдин. Это заявление, совершенно ничем не обоснованное, попало на первые полосы общенациональных новостей.

Г-н Гайнутдин, со своей стороны, стал, пожалуй, наиболее известен благодаря своей пресс-конференции после событий 11 сентября 2001 года, где он размахивал фотографией г-на Таджуддина рядом с братом бен Ладена. Он, правда, не упомянул о том, что встреча имела место много десятилетий назад, когда в Россию приезжала официальная делегация Саудовской Аравии. "Мне достоверно известно, что он получил тысячи долларов от тех, кого он сегодня называет ваххабитами, - сказал г-н Гайнутдин. - Когда он называет меня ваххабитом, он отлично знает, что это неправда. Он это делает, чтобы отстоять свою позицию лидера ислама в России".

Как бы там ни было, эта вражда является удобным способом гарантировать, что российские мусульмане не приобретут политической власти, которая, как кажется, им полагается с учетом их количества. Обе стороны высказывают предположения, что для разжигания этой вражды применяется очень знакомая тактика советской эпохи. "Это разделение отвечает интересам государства, - сказал г-н Гайнутдин.

- В правительстве есть люди, не заинтересованные в объединении мусульман, потому что 20 миллионов людей - это целая страна и очень серьезная сила. И потому, разумеется, они боятся единого мусульманского сообщества. Полезно разделять и властвовать".

Здесь, в крохотном Звенигороде, где мусульмане сосуществуют со своими православными русскими соседями с 1497 года, властные игры их лидеров, быть может, и не имели бы слишком большого значения в неотапливаемой мечети, если бы не сильная рука правительства, постоянно ощущаемая внутри этого скромного здания из красного кирпича.

Имам Валиуллин сказал, что сотрудники ФСБ очень часто приходят к нему за информацией, задают вопросы, которые сами по себе являются весьма поучительными с точки зрения господствующего отношения к исламу. "Они хотят знать, не прячу ли я здесь оружие", - сказал он, сделав жест рукой в сторону двух спартанских комнат, из которых и состоит сооружаемая им с 1999 года мечеть. - Они меня спрашивают "Ты, что, преподаешь в мечети терроризм?""

Частенько, как сказал г-н Валиуллин, местные мусульмане сравнивают сегодняшние трудности с различными страхами, которые обуревали их в советские времена.

Восьмидесятисемилетняя мать г-на Валиуллина является живым воплощением прежних страхов, когда мечети разрушали, а верующих загоняли в подполье. Будучи ребенком, она стала свидетелем того, как коммунисты подожгли мечеть, где молились ее предки. "Они побросали религиозные книги в реку. Мой отец их подобрал из воды, целую телегу", - вспоминала она. - Он спрятал их на чердаке".

Сегодняшние проблемы менее экстремальны. "Но, - сказал г-н Валиуллин, - мы все еще боимся. Этот молитвенный дом может быть закрыт в 5 минут. Они могут подбросить сюда наркотики или "террористическую" литературу. Они могут назвать нас ваххабитами, и таким очень простым способом решить проблему ислама в России".