Эта
статья на сайте "Русского Журнала"
В течение
длительного времени господствовало убеждение, что мир станет куда более
счастливым и спокойным (а может быть, и идеальным) местом для жизни,
если все мы будем говорить на одном языке. Согласно библейской книге
"Бытие"
(глава 11), Бог смешал языки в Вавилоне, чтобы потомки Ноя утратили
способность работать сообща. Довершая наказание, "рассеял их Господь
оттуда по всей земле". Разрозненные племена вскоре превратились во враждующие
между собой народы; лишенные возможности понимать друг друга, они утратили
способность улаживать конфликты, что привело к возникновению войн. С
той поры то, что ваши соседи произносят слово "шиболет" не совсем так,
как это делаете вы, могло послужить вполне достаточным поводом для мини-холокоста.
В определенные периоды истории некоторые языки (на
Западе - главным образом латинский и французский) стремительно расширяли
ареал своего распространения и приобретали статус языков межнационального
общения - по крайней мере среди образованных людей. Но их звездный час
давно миновал. В настоящее время весь мир говорит или учится говорить
по-английски, и с каждым годом эта тенденция лишь усиливается. Как выяснилось,
нам не понадобился ни эсперанто, ни какой-нибудь другой из искусственных
языков, созданных мечтателями-утопистами. Любой человек может сегодня
улыбнуться и произнести не только "кока-кола" и "джинсы", но и фразу
типа: "Do you want fries with that?"
Однако Эндрю Долби, автор известного "Многоязычного
словаря", убедительно показывает, что радоваться этому не стоит.
В его новой книге "Язык
в опасности" приводится масса примеров, свидетельствующих о том,
что языки развиваются в процессе взаимодействия друг с другом; автор
заставляет почувствовать, как много мы потеряем - и в культурном, и
в познавательном отношении, - когда умрет последний человек, говорящий
на корнуэльском или чаморро, окситанском или намбиквара.
Прежде всего Долби опровергает распространенное мнение,
что наличие языка-посредника резко уменьшает, а то и сводит на нет опасность
глобальных конфликтов: "То обстоятельство, что в двадцатом столетии
большая часть человечества обрела возможность общаться на английском
языке, не предотвратило ни одной войны и не снизило частоты возникновения
военных конфликтов; да и войны не стали от этого менее жестокими. В
последнее время нам пришлось быть свидетелями того, как развязывались
ожесточенные вооруженные конфликты между людьми, в буквальном смысле
слова "говорящими на одном языке": вспомним гражданскую войну в Руанде,
иракское вторжение в Кувейт, войну в Боснии и нескончаемую напряженность
между Северной и Южной Кореей".
Главный тезис автора состоит в том, что люди всегда
будут учить своих детей тому языку, который они считают языком власти.
"Добиться успеха - значит, принадлежать к элите; чтобы принадлежать
к элите, человек должен говорить на официальном или интернациональном
языке. По мере возможности все родители мира, к какому бы "национальному
меньшинству" они ни принадлежали, будут стремиться обучить своих детей
"языку элиты": для них это даже важнее, чем освоить его самому". Если
представители первого поколения прибывших в США иммигрантов изначально
говорили, например, на словацком языке, то их дети стали двуязычными,
и можете не сомневаться, что их внуки будут в этом отношении уже стопроцентными
американцами. И вот еще что любопытно: "относительно немногие из тех,
чьим родным языком оказался язык власти, считают необходимым выучить
какой-нибудь язык, обладающий менее высоким статусом". Таким образом,
со временем все большее количество людей приобщается к языку власти.
Кому нужен какой-нибудь допотопный мумбо-юмбо? Какой от него прок?
Иногда язык немногочисленного народа выживает в течение
довольно длительного времени благодаря тому, что он используется в ритуалах
и различных церемониях, а также для передачи секретов традиционных ремесел.
Но, замечает Долби, "если язык утрачивает свои основные функции, становится
неважным, какое количество людей его понимает". Даже преподавание в
школе на двух языках редко приводит к продлению жизни попавшего в критическую
ситуацию языка: например, кельтский язык неуклонно движется к закату,
несмотря на все попытки возродить его в Ирландии. Только общенациональный
- английский - язык имеет существенное значение для всех регионов Великобритании,
потому что именно им пользуются люди, стремящиеся продвинуться по службе
или как-нибудь иначе повысить уровень своей жизни.
Английский язык превратился во второй (или первый)
язык всего человечества не за счет того, что он обладает какими-то исключительными
внутренними достоинствами, но просто оттого, что на сегодняшний день
это самый полезный из всех существующих языков. В прошлом "языки межнационального
общения" нередко распадались; например, латинский язык раздробился на
такие "диалекты", как испанский, итальянский и другие романские языки,
но в мире, который становится все более единым, в "глобалистской ойкумене",
связанной компьютерной технологией, международными компаниями и спутниковым
телевидением, вряд ли возможна та степень изоляции, которая могла бы
привести к новой языковой дезинтеграции. Укрепление национальных государств
приводит к унификации локальных языков, а возникновение "мирового государства",
основанного на электронных средствах связи и поддерживаемого глобалистскими
устремлениями Соединенных Штатов, обеспечит неизбежный триумф английскому
языку.
Но что мы при этом теряем? "Любой исчезающий язык уносит
с собой культуру, - пишет Долби. - Если вы используете какое-нибудь
"туземное" слово, это означает, что вы чему-то научились от местных
жителей (возможно, очень полезному: скажем, приготовлению пищи или умению
распознавать лекарственные травы). А общеупотребительные слова господствующего
языка, всосанного с молоком матери, почти не способствуют дальнейшему
обогащению нашего опыта". В связи с этим ходом мысли Долби закономерно
обращается к лингвистической теории Бенджамина Уорфа, который утверждал,
что "структура любого языка выражает особое мировоззрение и поэтому
влияет на характер мышления того, кто говорит на этом языке; в каком-то
смысле язык предопределяет, что человек думает о мире". Уже древние
заметили: "О некоторых вещах очень легко говорить по-гречески и очень
трудно - по-латыни". Признавая, что тезис Уорфа неоднозначно оценивается
в современной лингвистике, Долби предлагает несколько смягченную версию
теории лингвистической относительности, но, по сути дела, он верит,
что языки выражают различное миропонимание, хотя они и не обязательно
жестко предопределяют характер восприятия и мышления того или иного
их носителя.
Для подкрепления своего тезиса Долби делает краткие
экскурсы в историю таких языков, как романес (язык цыган), идиш,
"воровской жаргон", греческий койне и пиджин-инглиш
(англо-туземный гибридный язык). Он прослеживает исчезновение языков
американских туземцев, по большей части в Калифорнии; рассказывает об
уничтожении всех восьми туземных языков Тасмании; анализирует предпринимавшиеся
в разных странах попытки сохранить многоязычие; отмечает, сколь многим
обязан современный английский некоторым утраченным языкам (оказывается,
даже такое "знаковое" для двадцатого столетия слово, как "персона",
было позаимствовано - хотя и не напрямую - из древнего и малоизвестного
языка этрусков). Долби с сожалением констатирует, что через двести лет
количество живых языков сократится до двухсот (сейчас их около пяти
тысяч), а английский, подобно колеснице Джаггернаута, будет с огромной
скоростью сметать все на своем пути к мировому господству.
Долби приходит к заключению, что имеются три главные
причины, по которым мы больше не можем мириться с ситуацией, когда утрата
языков идет по нарастающей. Во-первых, мы нуждаемся в знаниях, которые
в них содержатся и которые не могут быть переданы каким-либо иным способом.
Во-вторых, эти языки нужны нам для того, чтобы облегчить доступ к альтернативным
точкам зрения и картинам мира. В-третьих, многообразие языков необходимо
потому, что только благодаря ему наш родной язык способен сохранить
свою гибкость и творческий потенциал. Автор настолько убедительно доказывает
эти тезисы, что человек, прочитавший книгу "Язык в опасности", почти
наверняка с ними согласится.
Хотелось бы завершить рецензию на этой оптимистической
ноте, однако остается непонятным, каким образом мы могли бы переломить
ход событий, если, конечно, не принимать в расчет возможности какого-нибудь
мирового катаклизма или вмешательства потусторонних сил. Культурное
богатство нашего мира иссякает вследствие галопирующего распространения
английского языка, поддерживаемого экспансионизмом американского образа
жизни и развитием международных коммуникаций на основе современных технологий.
Иными словами, мы можем констатировать, что добились своего: построили
Вавилонскую
башню - и транслируем с нее "Симпсонов".
The
Washington Post
Перевод И.Н.Фридмана
