Под грифом Института этнологии и антропологии РАН, получившего специальный
грант Госкомстата РФ на разработку перечня народов страны, еще в прошлом
году вышло отдельное издание, посвященное предстоящей переписи. В
этой работе говорится о том, что "в зависимости от ... точек зрения,
в т.ч. и политической конъюнктуры, список этнических групп татар может
быть существенно увеличен."1
Ясно, что данное высказывание принадлежит крайнему конструктивисту,
полагающему, что новые этнические образования можно скроить в два
счета, если имеется соответствующая «политическая конъюнктура» (читай
- политический заказ).
В этой связи прежде всего замечу, что в мировой этнологической науке
существует и совершенно иная точка зрения относительно природы этнического
- получившая название примордиализма, она исходит из того,
что у современных наций есть глубокое историческое измерение, не позволяющее
создавать их «из ничего». Речь идет о том, что без культурного материала,
включающего и общий исторический багаж в виде «мобилизуемого прошлого»,
с конструированием ничего не получится2.
Самый свежий пример подобного рода относится к крымским татарам, среди
которых недавно происходила большая дискуссия по вопросу об идентичности
- быть ли им «крымскими татарами» (къырым татарлары,
къырым татар халкы) или принять название «крымчан» (къырымлы,
къырым халкы). Конечное решение было в пользу общенационального
этнонима «къырым татарлары», ибо идеологи и политики крымских татар
вовремя осознали, что именно за этим наименованием скрывается вся
их история: как сформулировал один из участников дискуссии, «пока
... существует такая этническая идентичность, как «татар», существует
и моральное право на великое наследие предков», являющееся отнюдь
«не мифическим - оно имеет достаточно четкие географические, экономические,
политические и культурные параметры» 3.
Учитывая современное положение крымских татар - народа без государственности,
сказано более чем убедительно.
В условиях, когда предпринимается широкомасштабная акция по разрушению
единства татарской нации, не лишним будет обратиться к проблеме этнических
аспектов этого единства и нам. Разумеется, тут не обойтись без такого
нелюбимого конструктивистами параметра, как историческое измерение
татарской национальной общности.
Вряд ли сегодня кто-нибудь может взять на себя смелость оспорить
ключевое положение, сформулированное современной исторической наукой,
а именно: общим предком всех общностей, имеющих этноним «татары»,
является этнос средневековых татар, сложившийся в рамках державы мирового
уровня - Золотой Орды (Улуса Джучи) 4.
Несмотря на то, что это государство было многонациональным, его «державным
народом», как бы сейчас сказали, «государствообразующим этносом»,
были татары. В этом отношении Золотая Орда являлась национальным государством
всех татар. Распад этого государства привел к формированию в первой
половине XV в., иногда - несколько позже, целого созвездия
5 татарских государств: Казанского, Крымского, Касимовского,
Астраханского, Шейбанидского (на его основе - Тюменского, позже -
Сибирского) ханств, Большой и Ногайской Орд. В границах этих (получивших
в науке определение «позднезолотоордынских») государств, за исключением
распавшейся около 1502 г. Большой Орды, шло формирование самостоятельных
татарских этнополитических общностей. Сегодня в лице разных этнических
групп татар мы в большинстве случаев имеем дело с наследниками указанных
этнополитических образований. Хотя те этнические общности, которые
в XV-XVI вв., иногда и позже (крымские татары и др.), переживали в
рамках этих государств процесс становления, можно было бы по принятой
в науке классификации именовать феодальными народностями (халык),
на деле они сохраняли между собой обширные политические и этнокультурные
контакты, поддерживаемые сложившимися ранее институциональными механизмами.
Поэтому период татарских ханств остается временем продолжения этнической
истории зо-лотоордынско-татарской этнополитической общности6.
Я хотел бы привести некоторые аргументы в поддержку данного тезиса.
Если изучить такой известный дастан, как «Чура батыр», -
он есть у многих кыпчакоязычных народов, то можно обнаружить, что
его главный герой - князь Чура и его отец, князь Нарык, переходят
из одного татарского ханства в другие (из Крымского - в Астраханское,
оттуда - в Касимов, затем - в Казань и т.д.) 7.
На самом деле этот эпос раскрывает очень важный исторический факт,
а именно - сохранение единства феодального класса (включая военные
дружины) во всех позднезолотоордынских татарских государствах. Именно
эта верхняя страта, являвшаяся прямым наследником правивших в Золотой
Орде средневековых татар (они были подразделены на ряд клановых образований),
даже после распада в начале XV в. Улуса Джучи продолжала поддерживать
чувство принадлежности к общетатарскому миру. И это не пустые слова.
В частности, в исторических преданиях одного из ведущих кланов (из
них были беклерибеки) в Крымском ханстве - Ширинов, записанных в XIX
в., говорится о том, что предки их «пришли в Крым от реки Волги с
подвластными народами» или, что родоначальник их - Дангы бей (скорее
его звали Тегинэ) 8, «прежде еще покорения
Крыма татарами владел за рекою Волгою многочисленным народом». Между
тем Ширины, наряду с тремя другими аристократическими кланами, правившими
не только в Крыму, но и в Казанском и Касимовском ханствах, считались
«давними, со времен предков, элями Тохтамыш-оглана»9.
В другом случае, который излагается в одной из версий «татарских летописей»,
созданных в Поволжье и обнаруженных известным татарским ученым А.Рахимовым,
речь идет о том, что в тот период, когда «пришел Мир-Тимур (т.е. эмир
Тимур. - Д.И.) и взяв город Болгар, разорил (его)», один из сыновей
правившего в г.Булгаре хана Габдуллы - Алтын бек, «с остатками своего
народа держал юрт в городе Казани», а другой сын - Алим бек, «не взлю-бив
Казань, пришел в Тобол-Туру», где «держал юрт»10.
Если иметь в виду, что под Тобол-Турой тут скорее всего подразумевается
столица будущего Тюменского (затем - Сибирского) ханства Чимги-Тура,
а хана Габдуллу (Абдуллу) с большой долей вероятности можно считать
сыном хана Золотой Орды Узбека (1312-1342)11,
приведенный факт говорит о многом. Кстати, далеко не случайными на
этом фоне выглядят и данные о вхождении в период правления хана Абул-Хайра
где-то около 1429-1430 гг. «правобережья Волги от Булгар и Дербента»
в государство Шей-банидов. Об этом времени в одном из источников прямо
сказано: «... жители Жанги Туры и Булгара... платили ханской казне
ясак»12. В этом общем контексте надо
воспринимать известные и не очень известные данные об активных политических
и иных связях Казанского и Тюменского (Сибирского) ханств как в последней
четверти XV в., так и в XVI в.13. Аналогичные
материалы имеются и по другим татарским государствам XV- XVI вв.14.
В русле рассматриваемого вопроса тут очень кратко хотелось бы сказать
еще о Ногайской Орде, безусловно, являвшейся одним из позднезо-лотоордынских
татарских государств и входившей в их «созвездие» как полноправный
член. Начну с того, что историки Башкортостана любят преувеличивать
значение Ногайской Орды в Приуралье в XV- XVI вв., чтобы преуменьшить
значение в этом регионе Казанского ханства15.
Однако при этом у них возникает противоречие, которое они не замечают:
при большой роли ногайской этнополитической общности в политическом
плане, в формировании этнических групп населения Приуралья ногайцы,
по их мнению, сыграли незначительную роль. С этим мнением согласиться
невозможно - объективное изучение родо-племенного состава тюркского
населения северо-западного Приуралья показывает, что известные тут
в XVI- XVII вв. «племена» (волости) состоят из двух групп, одна из
которых, кстати, наиболее многочисленная, прямо или косвенно представлена
именно в родоплеменной номенклатуре Ногайской Орды16.
Учитывая, что среди ногайцев в XVI в. источники фиксируют функционирование
этнонима «татар»17 (понятие «ногай»
- это политоним), а дошедшие до нас грамоты знати из Ногайской Орды
XVI- XVII вв. были маркированы русскими адресатами как написанные
на «татарском языке»18, приходится
констатировать, что татарская этнополитическая общность в лице «нагайских
татар» в Приуралье присутствовала еще до начала переселения татар
туда начиная со второй половины XVI в. из Поволжья. Поэтому вряд ли
случайны выводы ряда исследователей о том, что потомки этого населения,
в т.ч. и уже числившиеся в составе сословия «башкир», в XVII-XVIII
вв. были татароязычными.
Вообще, имея в виду этнический состав населения Ногайской Орды и ее
роль в формировании всех групп татар, следует отказаться от совершенно
ошибочного мнения, что наследниками ногайской этнополитичес-кой общности
могут считаться только современные северо-кавказские ногайцы. При
такой постановке проблемы этноистории этого позднезо-лотоордынского
татарского государства совершенно иначе, чем это делается сейчас,
можно трактовать и историю Астраханского ханства и его населения19,
т.е. ногайская часть последнего опять-таки оказывается «ногайскими
татарами», что источниками подкрепляется весьма основательно20.
Думаю, сказанного достаточно для заключения о глубине исторических
корней этнического единства татар. Об этом, правда, московские исследователи
писать не любят. Имея в виду, что речь идет все-таки о нашей национальной
истории, нам самим надо концентрировать усилия татарстанских историков
по раскрытию общности исторического прошлого татар. Причем в условиях,
когда Татарстан является единственным политически организованным центром
татар в Евразии (исключением не являются и не восстановившие еще свою
государственность крымские татары), имеющем полноценную академическую
историческую науку, именно в национальной истории, готовящейся тут,
должны найти полноценное отражение истории всех татарских групп и
их государств, включая и Крымское ханство. Как мне представляется,
никто в обиде на нас за это не будет.
Есть еще один вопрос, который в связи с общей проблематикой, рассматриваемой
мной, заслуживает особого внимания: имею в виду этническую консолидацию
татар на этапе нациеобразования. Так как об этом мне уже приходилось
писать неоднократно21, ограничусь некоторыми
общими выводами.
Основной вывод сводится к тому, что в XVIII - начале XX вв., на
стадии становления татарской нации, одним из главных направлений этнических
процессов, происходивших среди татар в России, являлась общенациональная
консолидация, в которую были вовлечены волго-уральские, астраханские
и сибирские татары. Ведущее положение в формировавшейся при этом общности
национального типа в силу своей многочисленности и культурной продвинутости
заняли татары Волго-Уральского региона, образовавшие ядро татарской
нации. Но консолидацию этих трех этнотерриториальных групп татар (волго-уральских,
сибирских и астраханских) нельзя понимать как вхождение последних
двух групп в этнический состав первых - хотя взаимное этническое смешение,
причем значительное, представителей ядра с периферийными общностями,
имело место. Процесс сближения скорее протекал путем некоторой интеграции
всех трех перечисленных этнических образований в новую, более широкую
этнонацию. В этом плане показательно, что национальные идеологи в
1917-1918 гг. татарскую нацию (миллэт) определяли именно в указанных
выше рамках, т.е. как «мусульмане - тюрко-татары внутренней России
и Сибири»22. Татарские национальные
большевики думали точно так же - скажем, Г.Ибрагимов в 1923 г. среди
тех, кто переживал процесс объединения в «единый коллектив», перечисляет
«казанских татар, мишарей, тептярей, касимовских татар, сибирских
тюменцев, уфимских алатырцев (приуральских мишарей. - Д.И.), астраханских
ногайцев»23. От этой интеграции не
были свободны и те северо-западные башкиры, которые были этнически
неразрывно связаны с приуральскими тептярями24.
Несмотря на то, что национальная консолидация татар к первым десятилетиям
XX в. еще не была завершена, не стоит преуменьшать ее продвинутость
- как показывают материалы переписи 1926 г., к этому времени большинство
входящих в национальную общность (88%) себя считали уже «татарами»
по национальности. Если иметь в виду, что методика этой переписи была
несовершенной, позволяющей некоторым этнографическим группам выступать
как «народности»25, достигнутый показатель
следует признать весьма высоким.
Другой важнейший вывод из изучения трансформации этнической культуры
татар на национальном этапе заключается в том, что у них уже на рубеже
XIX-XX вв. сложилась культура национального типа, охватывающая как
низовой (народный) ее слой, так и ее так называемую «высокую» страту
(в последней это формирование общенационального языка, системы образования
на нем, периодики и книгоиздания, вообще профессиональной культуры
и т.д.)26. Хотя в некоторых аспектах «высокая» культура татар не была
«достроена» до 1917 г., отчасти получив определенный импульс, уже
в рамках советского Татарстана, само ее наличие, являющееся одним
из базовых индикаторов нациеобразования, оспорить невозможно. Именно
эта культура, как в советское время, так и в постсоветский период,
поддерживалась и продолжает развиваться благодаря разветвленной системе
национальных СМИ, школ, театров и ансамблей, издательств, научных
учреждений и т.д., являясь той самой основой, на которой функционирует
татарская национальная общность.
Поэтому, когда в ходе подготовки к предстоящей переписи в головах
некоторых московских научно-статистических кругов возникла идея о
возможности создания вместо татарской нации ряда новых этнообразований,
эти, не побоюсь употребить данный термин, политтехнологи фактически
пошли по пути урезания рамок функционирования национальной культуры.
При этом те этнические группы татар, которые пойдут за этими политтехнологами
и выберут для себя данную парадигму, в перспективе будут иметь только
две альтернативы - или опуститься до уровня носителей этнографической
культуры, или ассимилироваться в иной культурной среде. Так будет
прежде всего потому, что в эпоху растущей глобализации, когда трудно
выжить даже старым национальным культурам, им не успеть построить
новую национальную культуру, обслуживающую небольшие по численности
этнообразования. Об этом приходится говорить потому, что за общенациональной
идентичностью на самом деле в конечном счете стоит единая татарская
культура современного типа. Отказ от национального этнонима в пользу
других наименований явно таит в себе угрозу разрыва с этой культурой,
вырабатывавшейся усилиями большого числа интеллектуалов продолжительное
время. Национальная научная элита обязана предупредить о возможных
последствиях указанного выше опрометчивого шага по «выделению» из
поля деятельности национальной культуры. По моему мнению, оптимальным
для тех групп, которые все-таки хотят самоопределиться, является выделение
их в рамках единой татарской нации, вплоть до использования принципа
«несколько этнических образований - одна нация». Причем претендующие
на отдельный статус этнические формирования татар должны заранее известить
о своем желании быть учтенными в рамках единой татарской национальной
общности государственные органы и научные учреждения как Татарстана,
так и Российской Федерации.
Последний вопрос. Начиная с 1970-х годов появилось большое число
работ, описывавших этнические процессы, происходившие при формировании
татарской нации. В них была раскрыта сложная, иерархическая структура
татарской этнонации, соподчиненность разных внутринациональных этнических
образований, многослойность национального самосознания. Многие из
этих идей для федеральных научных и статистических органов оказались
неожиданными.
Кроме того, в ходе начавшегося со второй половины 1980-х годов национального
возрождения появились некоторые новые тенденции в этническом развитии
самих татар. Это явление можно было бы назвать всплеском этнорегионального
и этноконфессионального самосознания: в Астраханской обл., в Западной
Сибири, в некоторых районах проживания татар-мишарей, среди кряшен
возникло движение за этнокультурное обособление от основной массы
татар, точнее, от «татарской нации», под которой в данном случае понимали
«казанских» татар (в скобках замечу, что термин «казанские татары»
- сугубо научное понятие, те, кто по культурно-языковым особенностям
может быть причислен к этой этнической группе, себя так никогда не
называли и не называют, их самоназвание - «татар»).
Подобные дезинтеграционные процессы, происходившие в рамках татарской
национальной общности, были вызваны ослаблением культурно-информационных
связей этнического ядра нации, сосредоточенного в Татарстане, с ее
периферийными (диаспорными) частями. А это в первую очередь объяснялось
особенностями партийно-государственной политики советского периода,
направленной на ликвидацию всех механизмов сохранения этнонациональной
целостности. Другой важной предпосылкой подобной дифференциации уже,
казалось бы, сложившейся достаточно давно единой татарской этнонации
на новые этнообразования, стала закрепившаяся с 1940-х годов традиция
писать национальную историю татар в узких рамках Татарстана и булгарской
теории происхождения народа.
В итоге история периферийных групп народа оказалась за скобками
канонизированных «историй ТАССР». Более того, некоторые исследователи,
в угоду своим узко-теоретическим построениям, сознательно старались
«вытолкнуть» отдельные этнические группы татар за рамки национальной
общности.
В формировании у локальных групп татар сознания своей исключительности,
особости эти татарстанские деятели оказались в трогательном союзе
с некоторыми российскими этнографами, лингвистами и т.д., изучавшими
те или иные татарские этнокультурные формирования сугубо изолированно,
не раскрывая должным образом их исторических, культурных и языковых
связей с другими группами татар, не указывая их нахождения в общенациональном
информационно-языковом поле (обслуживание татарской прессой, учебниками,
методической литературой, музыкой, литературными произведениями и
др.). Вообще, надо отметить, что между позицией иных татарстанских
академиков и мужей «от науки» со стороны зачастую имеется глубинная
зависимость. Одни отказывают своим в праве быть «истинными» татарами,
а другие подбирают ставших таким образом «бесхозными» наших сородичей.
Поэтому надо признать, что татарская гуманитарная интеллигенция, вернее,
ее определенная часть, несет прямую ответственность за попытки разрушения
нации.
Случай с крещеными татарами (кряшенами) имеет отличия от вышеописанного.
Из-за усилившегося в последние годы процесса возврата исламских ценностей
(сейчас около 2/3 татар считают себя мусульманами) между основной
массой татар-мусульман и православной их частью возникла более явственная
конфессиональная граница. Так как этот феномен вовремя не был осмыслен
исследователями, а соответствующие государственные органы вплотную
не занимались организационными мерами, вытекающими из специфики функционирования
в современных условиях кряшенской идентичности, проблема крещеных
татар оказалась сильно запущенной. Постепенно дело приблизилось к
самоопределению данной этноконфессиональной общности в качестве отдельной
этнической единицы (в резолюции конференции национально-культурных
объединений кряшен РТ, проходившей 13 октября 2001 года в Казани,
говорится о поддержке проекта Декларации по «самоопределению кряшен»
как «этноса» и ставится задача созыва Всероссийского съезда кряшен
для организации такого самоопределения в масштабах страны). Несмотря
на то, что это решение принято достаточно узким кругом политизированной
части крещеных татар, оно в целом отражает общие тенденции, наметившиеся
в рамках данной группы татарского этноса. Кроме того, за стремлением
крещеных татар к обособлению отчетливо просматривается прямая поддержка
определенных кругов российского общества, включая русскую православную
церковь и политический истеблишмент. В этой связи для начала я бы
хотел сказать, что существующая татарская национальная идентичность,
основанная на чисто светской этничности («татарстве»), абсолютно не
мешает быть татарами не только православным, мусульманам, но и уже
появившимся среди татар криш-наитам, бахаистам, протестантам, тенгрианцам
и др. Если мы на основе православия будем выделять крещеных татар
как этнос, это приведет к возвращению на исходную ситуацию второй
половины XIX в., или даже более раннего времени, когда еще существовал
проект создания мусульманской нации. Другой аспект проблемы обособления
кряшен имеет отношение к вопросам этнокультурного характера. Дело
в том, что крещеные татары татароязычны, обучаются в татарских школах
или изучают татарский язык, читают татарскую прессу и т.д. Как их
изолировать от этого культурно-информационного поля? Конечно, иногда
среди кряшенских радикалов можно услышать предложения О создании «кряшенского
языка», но из-за того, что статус кряшенских говоров (нет единого
диалекта) находится на низшем уровне говоров групп деревень, такое
просто невозможно. Да и в целом в этнокультурном отношении крещеные
татары обладают в решающей степени общностью с остальными татарами.
У них уникальной является только тот слой культуры, который связан
с православием. Это говорит о том, что этнокультурное обособление
кряшен проблематично.
