В жанровом составе фольклора татар Среднего Поволжья значительное место занимают баиты- эпические, лиро-эпические и лирические стихотворно-поэтические произведения, рассказывающие о крупных исторических процессах и событиях, социально и семейно-бытовых явлениях и фактах прошлого. Они создаются в период или после важных исторических событий - войн, крестьянских восстаний, или после каких-либо исключительных происшествий - внезапной смерти, неожиданной, чаще всего трагической гибели кого-либо. Поэтому их содержание связывается с конкретными историческими событиями, бытовыми явлениями и фактами. Баиты можно определить как лиро-эпос татар Среднего Поволжья.

Слово баит - бэет арабского происхождения, где единицей стиха считается бейт, состоящий из двух мисра. В татарском литературоведении постепенно значение термина расширилось. И он стал употребляться не столько для обозначения двухстрочной строфы, сколько законченного стихотворного произведения и целого жанра поэтического творчества татарского народа.

Баиты создаются как устно, так и письменно, что связано с широким распространением письменности как в период Волжской Булгарии и Казанского ханства, так и в последующем.

Известно, что возникновение и формирование фундаментальных жанров фольклора связывается с важнейшими событиями в истории народа. В XIII-XIV вв. на территории Волжской Булгарии происходят крупные исторические события: город Булгар разрушается одним из монгольских ханов Тимуром. Вся страна подвергается разграблению и опустошению. В связи с этим чуть севернее возвышается новая столица и создается новое государство - Казанское ханство. Наиболее ранние образцы жанра - многочисленные варианты "Баита города Булгар" и баит "История Казани" как раз повествуют об этих полных драматизма событиях.

При своем формировании баиты опираются на традиции более раннего эпического фольклора, о чем говорят указанные выше баиты и "Баит Ханэке-султан", среди действующих лиц которых важное место занимают и персонажи общетюркского эпоса: Чура батыр, образ которого представлен в эпических сказаниях казахов, башкир, ногайцев и крымских татар; и образ Ханэкэ-султан - тоже персонаж общетюркского эпоса, где образ "завоеванной женщины" занимает весьма заметное место. Героиня под тем же именем в национальных огласовках встречается в грандиозной киргизской эпической поэме "Манас" (Каныкей), в казахском "Шора батыре", в общетюркском и широко известном дастане "Идегей".

К наиболее ранним образцам жанра примыкает исключительно своеобразный и выразительный "Баит Сак-Сок", повествующий о трагической судьбе двух семилетних детей, которые за какую-то шалость в отсутствие отца были прокляты матерью и, тотчас превратившись в мифических птиц Сак и Сок, улетели. Отныне они вынуждены жить одинокими в дремучем лесу до тех пор, пока над ними тяготеет проклятие матери - т.е. до скончания веков. По своему содержанию баит перекликается с произведениями самых различных народов, начиная с мифологии Древнего Востока и кончая балладами народов средневековой Европы. Кроме того, этот баит свидетельствует и о том, что в происхождении и формировании жанра немалую роль сыграли и традиции сказочно-мифологические.

В абсолютном большинстве баитов наблюдается повествование от первого лица. Возможно, что такой прием связан с какими-то весьма древними традициями. Широко распространено повествование от первого лица в памятниках древнетюркской письменности. Если пойти дальше вглубь, то выясняется, что этот прием является, если не господствующим, то по крайней мере одним из главных в памятниках древневосточной письменности.

Исходя из того, что уже в XV-XVI вв. создавались высокохудожественные баиты, можно полагать, что в XVIII в. возникло их немало. Но не все они дошли до нас. В XVII-XVIII вв. происходит процесс некоторого отчуждения, "высвобождения" баитов от сильного влияния письменности и письменной литературы. В баитах XVIII в. речь идет о жизни народа, о тяжелых условиях его существования. В целом они могут быть разделены на три тематические группы: баиты лашман, как стали называться приписанные к корабельным лесам крестьяне Среднего Поволжья, которые за мизерную плату готовили лес строящегося Петром I российского флота и из-за страшных условий работы часто погибали, что и отражено в баитах; баиты солдат; баиты о борьбе за землю и волю.

Поскольку XIX век в истории России и Татарстана был "переполнен" всевозможными трагическими событиями, именно к этой эпохе относится расцвет жанра баитов. Появилось их в этот период очень много. Значит, речь может идти лишь об их основных тематических группах. Первое место среди них занимают широко известные военно-исторические баиты: "Баит русско-французской войны", баиты о многочисленных русско-турецких войнах, "Баит русско-японской войны" в его разнообразных версиях и вариантах и др. Выработанная в продолжение веков композиция военно-исторических баитов, кроме установившихся в жанре традиционных зачинов и концовок, обычно включает эпизоды: прощание героя с родными и односельчанами; отъезд на войну; обстановка в полевых условиях. В этой части баита обычно разоблачается бездарность, жестокость командования, с одной стороны, и с другой - изображается тяжелое положение солдат. Важно подчеркнуть, что ни в одном баите, кроме "Баита русско-французской войны", нет изображения каких бы то ни было радостных, счастливых сторон жизни, не говорится о победах или хотя бы о каких-нибудь удачах, о временных успехах войск России, нет ничего о радости возвращения на родину, окончания войны. Война в них предстает как что-то фатальное, неизбежное, непрекращающееся. Очевидно, каких бы то ни было радостных картин в военно-исторических баитах не допускает поэтика жанра.

Вторую большую группу баитов XIX в. составляют те из них, которые рассказывают о положении народа: крестьян, солдат, батраков, рабочих. Несмотря на многочисленность и большое разнообразие баитов этой группы, все они обладают общими особенностями, обусловленными их содержанием, которое всегда связывается с тяжелым положением народа и социально-обусловленными несчастьями.

Значительное место в составе жанра занимают баиты о судьбах женщин, о тех или иных несчастьях в их жизни. Хотя традиция создания таких баитов начинается с достаточно отдаленного прошлого, всестороннее отражение жизни, общественного положения и личной судьбы девушек и женщин наблюдается именно в баитах XIX в., о чем говорят баиты "Служанка", "Баит свадьбы"; такое радостное казалось бы событие, как выход замуж, свадьба, в баитах непременно рисуется в трагических тонах. Счастливые браки просто не могли стать предметом изображения в баитах. В них рассказывается лишь о драматических судьбах девушек, выдаваемых за нелюбимого человека. Интересно, однако, здесь же отметить, что в татарских баитах находит известное отражение и такой универсальный мотив мирового фольклора, как "перемена пола". Так, в "Баите семи девушек" рассказывается о том, как семь девушек, переодевшись в мужскую одежду, в продолжение многих лет учились в Каргалинском медресе (Оренбургская губ.). Но впоследствии их тайна была раскрыта и они, естественно, были изгнаны из медресе. К этой же группе примыкает и "Баит девушки-солдата", в котором речь идет о том, как девушка Шамсикамар, переодевшись в мужскую одежду, пошла вместо своего младшего брата в армию, попала на фронт и стала командиром. Но по требованиям поэтики жанра, этот баит тоже завершается сообщением о трагической гибели девушки.

Большую группу произведений XIX в. составляют баиты о борьбе за землю и волю, за национальную и религиозную свободу, о чем весьма выразительно рассказывается в "Баите Урта Тиганали", "Баите Средней Елюзани", "Баите Чанлы" и др., в которых речь идет главным образом о том, как в деревню прибывает казанский губернатор с батальоном солдат и как он и его солдаты безжалостно расправляются с взбунтовавшимися крестьянами. То есть, в центре внимания баита оказывается изображение трагического разрешения конфликта.

В отличие от эпических и лиро-эпических жанров фольклора многих народов, баиты продолжают свое активное творческое развитие и в XX в. Их конкретные образцы могут быть рассмотрены по отдельным тематическим группам. К первой из них относятся "Баит гражданской войны", "При переходе через Яик", "Баит о красных борцах", которые рассказывают о событиях периода гражданской войны, которая была развернута большевиками

после захвата ими власти, о жестоких, подчас кровавых столкновениях между представителями различных прослоек общества. Напряженность повествования, публицистический пафос в стиле, четкий ритм и выразительные рифмы в названных баитах являются художественным воплощением острых противоречий эпохи.

В отличие от баитов гражданской войны, в 20-30-е годы основные конфликты эпохи раскрываются через судьбы отдельных людей, которые стали жертвами борьбы между большевиками и их противниками, о чем говорят "Баит Мирсаита", "Красавица Тазкия" и др.

В период Великой Отечественной войны жанр баитов особенно активизируется, что объясняется не только оживлением в развитии фольклора, вызванным специфическими условиями военного времени, но и особенностью фольклора. По своему общему характеру баиты военных лет можно разделить на две группы: лиро-эпические и лирические. Такие баиты, как "Баит красного воина", "Баит об обороне Москвы" отразили патриотическое настроение, героические дела советских людей в условиях войны. По своим художественным принципам они стоят очень близко к традиционным военно-историческим баитам и к баитам гражданской войны. Дальнейшее развитие художественных принципов жанра было связано с появлением лирических баитов, в которых передаются глубокие внутренние переживания героя, наблюдается известная психологизация и индивидуализация образов, раскрытие глубоко затаенных мыслей и чувств человека, о чем свидетельствуют баиты "Сын мой Салих", "Баит матери", "Я не забуду отца" и др. Появление лирических баитов, некоторая психологизация образов в них свидетельствовали о том, что в развитии жанра наступает какой-то значительный период, что баиты более не могут ограничиться эпическим или лиро-эпическим повествованием, что время требует раскрытия сложного внутреннего мира героя. Поскольку художественный опыт баитов в этом был незначителен, в этот период происходит особенно интенсивное освоение баитами художественных принципов народной лирики и письменной поэзии. Лирические баиты военных лет возникали как бы на стыке различных жанров: баитов, народных песен и письменной поэзии.

Однако развитие баитов отнюдь не прекращается периодом военных лет. И в послевоенное время возникает довольно много баитов об отдельных людских несчастьях. Традиция эта продолжается и в наши дни, когда баиты как бы вновь возрождаются и идет достаточно интенсивное их развитие, практически ежедневно то там, то здесь возникают новые баиты. И это весьма симптоматично: наше время, столь сложное и противоречивое, действительно "заполнено" всевозможными социально обусловленными несчастьями, трагедиями, бесконечными войнами, вооруженными столкновениями, страданиями простых людей - наиболее бедной и уязвимой части населения, что как бы само собой обусловило активизацию жанра, который в продолжение веков и десятилетий наиболее верно и объективно отражал и отражает неприглядную истину о том, что положение простых людей было и остается чрезвычайно тяжелым и вряд ли оно изменится в ближайшие десятилетия. В связи с этим и баиты вновь приобретают свое глубоко традиционное значение...

Фатых УРМАНЧЕ, академик

Баит о Зиналтулле, который чистил колодцы

Бисмиллахи ва биллахи, наступил курбан-гает.
О несчастном Зиннатулле вы послушайте баит.

Подал весть, как полагает, сам архангел Гавриил;
Загубил на дне колодца мою душу Азраил.

Крик, к Аллаху обращенный, до соседних сел дошел,
Не упал бы я в колодец, да аркан меня подвел.

Зиннатулла вниз спускался,
чтобы вал со дна достать,
Азраилу не терпелось душу бедную прибрать.

Жестью мы не крыли крышу у бревенчатой избы;
Вынуть тело из колодца не сумели разом мы.

Туча черная закрыла за деревней нашей даль;
Я упал на дно колодца и рассудок потерял.

В новой шапке я ни разу еще не был на миру;
Не пошел бы я к колодцу, если б ведал, что умру.

У Зиннатуллы цветами алыми усажен сад;
Над моей кончиной скорой горевали стар и млад.

И суха-пуста кормушка, кони дерево грызут;
Мать с отцом на сходе сельском
мук душевных не уймут.

По утрам в саду отцовском птицы разные поют;
Мать с отцом по мне и дети слезы горестные льют.

У отца в саду березка, тонок ствол ее кривой;
Мать с отцом по мне и дети плачут,
видно, день-деньской.

Лошадей моих не надо в воз тяжелый запрягать;
Коль свалился я в колодец, -
не вернусь, не стоит ждать.

Зиннатулла в доме новом, видно, чай собрался пить;
Поступил приказ посмертный Зиннатуллу хоронить.

В день безветренный на Белой
стонут-гнутся камыши;
Моему отцу отныне век в печали горькой жить...

Словно лед, вода в колодце, - я от холода застыл;
Загубил на дне колодца мою душу Азраил.

Падая в колодец темный, оглянулся я назад,
В одиночестве остались мать с отцом мои страдать.

Наш аул - аул богатый, хлебосолен наш аул,
У моих останков бренных выставили караул.

Гайша-утопленница

И зачем стирать ты в среду мне велела, мама?
Не ходи, Гайша, сказала б, - не пошла бы, мама.

Перстенек из серебра с каждым днем все тает,
И на дне, с лозой сравнимый, стан мой истлевает.

Я повесила на кол свой камзол зеленый,
На съеденье рыбам рос, видно, стан мой стройный.

Я тону, - подол в оборках мокнет и всплывает,
Но ко дну меня монисто тянет, не пускает.

Из ружья пальнет охотник, дым пойдет по склону,
По Гайше, что утонула, свадьба, ах, застонет.

В среду баню я топила, думала помыться,
В среду я стирала, чтобы с жизнью распроститься...

Баит о Сак-Соке

Полка с книгами в медресе висит,
Вам поведаем про Сак-Сок баит.

Застекленная в медресе том дверь,
Про Сак-Сок баит ты услышь - поверь.

За железный пруток мать бранила нас,
Ни за что ни про что мать бранила нас.

Птицы ищут корм, летят на поля,
Мать, разгневавшись, нас навек прокляла.

Самовар вскипел - усадила за чай,
Напоив, прокляла: кто куда улетай!

Видно, новую шубу порвал о сучок,
Видно, голос души до конца не умолк.

Оставлял нас отец дома жить-поживать,
Обратила в Сак-Сок, проклиная нас, мать.

Веют южные ветры - с Каабы *, видать,
Участь горькую нам накликала мать.

Мы набрали смородины в темном бору,
Мы сироты теперь на житейском юру.

На роду было, видно, написано нам
С материнским проклятьем летать по лесам.

И по воле судьбы мы теперь Сак и Сок,
Из скитаний своих извлекли мы урок.

У воды мы ступали на жгучий песок,
Мы по миру блуждали поврозь, Сак и Сок.

Выходили на жатву хлебов на полях,
Видно, нам повелел быть такими Аллах.

Я для новой избы пару сосен срубил,
Лить мне горькие слезы - свет белый не мил.

Бродят шумно утята у самой реки,
Стоит вспомнить - и сердце болит от тоски.

Я и белой рубахи не нашивал толком,
Наглядеться на матушку вдоволь не смог я.

Думал я через год возвратиться домой.
Год прошел, и надежду унес он с собой.

Братья мы, близнецы, лес дремучий - наш кров,
Мать навек прокляла - нам не встретиться вновь,

Ветер в клочья разносит новехонький стог,
Лишь докличемся мы, как алеет восток.

Солнце выйдет - и кровь на глаза набежит,
До скончания века в разлуке нам жить.

Я срубил в лесу пару тонких берез,
Каждый день по маме печалюсь до слез.

Мне пуховую шляпу верните скорей,
Передайте привет милой маме моей.

Видно, голову, мама, мне мочит дождем,
Мы пришли к тебе, мама, и плачем вдвоем.

Мама плачет, наверно: "Зачем прокляла?
Бродят где-то Сак-Сок, грех на душу взяла!"

В лес вошел я, а там спелых ягод тьма,
Плачет мама, - видать, не идем из ума.

Черная ласточка, желтый соловей,
Коль сама прокляла, мама, слез не лей.

То, что с нами случилось, было предрешено,
Ты не плачь - то всевышним было нам суждено.
Сбережешь ты одежду, что осталось от нас,
Припадешь к ней, припомнив былое не раз.

Со слезами ты в книге читай мудрость строк,
И, тоскуя о нас, ты смотри на Сак-Сок.

Ты из книги для сердца урок почерпнешь,
Взором птиц провожая, у дома замрешь.

Молоком нас вскормила * - подуй, чтоб простить,
В судный день мы не станем обиду таить.

Мама милая, дай же мне слово сказать,
Если сможешь простить, то вернусь я назад.

- Ветер шляпу пуховую снес - не достать,
Я детей прокляла - им по свету летать.

Озираюсь вокруг, сидя между ветвей,
Ни за что ни про что прокляла сыновей.

Половина осталась от теста всего,
Было двое детей - нету ни одного.

Грусть-тоска и скорбь одолели совсем,
Прогнала детей, плакать не перед кем.

* Кааба - черный камень в Мекке, куда обращаются мусульмане во время молитвы.
* Связано с древним поверьем: проклятье матери, вскормившей грудным молоком, необратимо.

* * *
Медресе-мечеть, застекленная дверь,
Про Сак-Сок баит ты услышь - поверь.

Было нам суждено до рожденья, видать,
С материнским проклятьем по свету летать.

Зеленеет камыш по-над Волгой-рекой,
Слышен голос Сак-Сок в глухомани лесной.

Я и желтой рубахи не носил еще,
Не простившись ни с кем, я из дома ушел,

Летним утром в лесах поет соловей,
Коль сама прокляла, мама, слез не лей.

Светлой жизни теперь нам уже не видать,
Прокляла нас навеки родимая мать.

Не бранил нас отец и не гнал за порог,
Проклиная, нас мать обратила в Сак-Сок.

Засыпая, все те же мы видели сны,
Одиноко бродили мы в летние дни.

Утка с выводком желтых утят у реки,
Вспомню - сердце горит и болит от тоски.

Лет по шесть было нам, вместе бегали мы,
Обратившись в Сак-Сок, разлучились с семи.

Вороных я запряг посредине села,
Мать едва прокляла, - проросли два крыла.

- В лес вошла я, а там поет соловей,
Помутился рассудок - не нашла детей.

Сколько слез пролила - не расскажешь того,
Было двое детей - нету ни одного.

- Мама, много лапши понарезала ты,
До прихода отца бед наделала ты.

Оставался в мечети тогда наш отец,
Вдалеке истомились теперь мы вконец.

Я зеленый кушак не носил еще,
Не простившись ни с кем, я из дома ушел.

На реке полоскала белье ты с досок,
Мама, видно, не думала ты про Сак-Сок.

- В лес вошла и калину задела ногой,
Сын аукает там в глухомани лесной.

- На крыльце дубовая дуга у дверей,
Материнская воля - слез, отец, не лей.

Как играли вдвоем в те былые мы дни!
Что нас мать проклянет, и не думали мы.

Мама нас прокляла, - ты узнал ли, отец?
Над тобой мы летим - увидал ли, отец?

Перевод с татарского Розы КОЖЕВНИКОВОЙ
журнал "Идель" №2, 1999