Народная музыка - это виртуальный архив
Тукай через мелодию "Туган тел" получил информацию из глубины веков

    Композитор Шамиль ШАРИФУЛЛИН - один из номинантов на Тукаевскую премию, результаты голосования по которой будут объявлены 26 апреля, в день рождения поэта.
    Последние три года из-за болезни Шамиль Камильевич больше времени проводит дома. Но при этом продолжает плодотворно трудиться. Этот удивительно мужественный человек подготовил к печати две книги, которые, без сомнения, станут бесценным вкладом в изучение и сохранение татарской музыкальной национальной культуры.
    - Шамиль Камильевич, труд многих лет жизни подходит к завершению?
    - Да. Первый том четырехтомной "Антологии татарской народной музыки" уже сдан в издательство. Он посвящен детскому фольклору. Эту область практически никто до сих пор не затрагивал. А вообще в антологию войдет тысяча народных песен всех этнических групп татар. Каждый жанр я подробно описал.
    Вторая книга - "Традиционное книжное пение татарского народа". Это - музыка на тексты древних татарских книг начала X века.
    - Фольклором вы занимаетесь давно?
    - С конца 1972 года я работал в кабинете музыки народов Поволжья Казанской консерватории. Много ездил в экспедиции, имел непосредственный доступ к живому материалу. А в 1975-м написал концерт для хора и оркестра "Мунаджаты". Это жанр суфийской традиции, который тысячу лет существовал и оказал влияние на народную музыку, но находился под запретом при большевиках.
    - Именно за это произведение вас и выдвинули на Тукаевскую премию...
    - Когда я написал этот концерт, то показал его Жиганову. Он страшно взволновался, выбежал в соседнюю комнату к проректору Семену Басовскому, привел к себе в кабинет, показал на белый рояль, где лежали ноты концерта, и спросил:
    - Семен, ты знаешь, что это такое и кто это такой?
    Тот отвечает:
    - Да вроде бы знаю.
    - Нет, - говорит, - не знаешь. Это абсолютно новая страница татарской музыки. А это человек, который ее открыл.
    Но сразу предупредил, что у меня может возникнуть масса неприятностей с обкомом партии, и предложил убрать название. Я отказался.
    - Ну, смотри, сам потом будешь мучиться.
    Прошло тридцать лет, и только в этом году я увидел издание "Мунаджатов". Но, как говорил Булгаков, рукописи не горят. Это сочинение обошло весь мир помимо моего участия и желания. Оно исполнялось в Америке, Германии, Швеции, Финляндии, Болгарии, Чехословакии, Ватикане в Риме и везде принималось на ура.
    - Когда сформировалась такая любовь к народной песне?
    - До семнадцати лет я жил в Туркмении в поселке Фараб. По преданиям, это родина поэта Саади, который написал историю Тахира и Зухры. Недалеко от этого места находится легендарная могила влюбленных. Там до сих пор живет человек, который охраняет ее, народ приносит ему еду. Я очень хорошо знаю Среднюю Азию, ее частичка во мне сидит до сих пор. Во мне очень много солнца, этой энергии.
    Отец мой любил музыку, мама прекрасно пела. А бабушка спела мне 40 народных песен, после этого я и заболел этим делом всерьез и надолго.
    У нас в доме собирались друзья отца. Отец играл на мандолине, грек Тамбулиди - на скрипке, армянин - на трубе, дядя Костя Савченко - на баяне. Концерты этого ансамбля я слушал регулярно с четырех лет.
    А сам музыкой стал заниматься поздно. В тринадцать лет я по радио (до этого его просто не было) поздним летним вечером услышал увертюру к опере "Тангейзер" Вагнера. Она меня потрясла, поразила своей образностью. После этого я страстно захотел заниматься музыкой. За полтора года экстерном прошел курс музыкальной школы и поступил в Ашхабадское училище. Потом мы переехали в Казань. Здесь досрочно, за четыре года, окончил и консерваторию.
    - Почему вы отдаете предпочтение хоровой музыке?
    - У меня исполняется и оркестровая, и камерная музыка, ну и хоровая тоже. А что касается хора, то я там даже и не пел никогда. С детства не любил ходить строем.
    - А что в Туркмении не было пионеров?
    - На мою беду в пионеры я попал неизбежно. Но меня исключили за то, что сбежал из пионерского лагеря. Мне там ужасно не нравилось, и я ударился в бега. Зато мне не пришлось быть комсомольцем.
    Во-первых, с детства я жил в своем доме, а не в таких вот клетушках. У нас был свой сад. Это был мой мир. У нас рос огромный тутовник, который посадил еще дедушка. Я залезал на это дерево, с удовольствием кушал белый сахарный тутовник и пел песни, потому что я был у себя дома и мне никто не запрещал петь, что мне вздумается.
    - В соединении природы татарской музыки с западноевропейской традицией, на мой взгляд, заложен конфликт.
    - С одной стороны, это так, но с другой - эта ситуация объективно существует. Хотим мы этого или не хотим. Меня очень тревожит, что все меньше композиторов знают народную музыку. А это значит, что они не владеют интонационно-образным словарем. Я для себя давно определил кредо: не может быть настоящего художника без почвы. Ведь даже среди авангардистов - Булеза, Мессиана, Штокхаузена - нашелся итальянец " Луиджи Ноно, который в разгар этого бума в 1963 году написал "Пение разных народов" - обработки народных песен. И был глубоко прав, я считаю, потому что он показал путь, который нас спасет.
    - Вы не приемлете авангард?
    - Я смотрю на новаторские находки, как на средство, но не придаю им большого значения, в отличие от тех, кто этим живет. И думаю, что, по большому счету, буду прав я, а не мои оппоненты. Но суть лежит гораздо глубже. Некая мировая мафия, я не боюсь этого слова, разрушает культуру. Через это она хочет поработить людей. Авангардисты, по сути, ничем не отличаются от тех же металлистов. Они делают одно дело, где нет места народной мелодии, потому что им не нужна живая душа. Им нужны роботы-машины, которые будут исправно ходить в магазины, покупать то, что им дают. Это касается и русских, и татар, и гвинейцев, и бразильцев.
    - Но проблемы приходят не только извне, но существуют и внутри. Ведь у нас та же татарская культура востребована лишь на уровне презентационном - чак-чак и тюбетейка. Но глубже этим особо никто и не занимается.
    - Я очень жалею, что ни один из ныне живущих музыковедов не написал работу о национальном музыкальном словаре. Ведь каждая интонация песни запрограммирована определенной информацией. Ведь почему Габдулла Тукай написал "Туган тел" на мелодию древнего напева о сломанном минарете времен падения Казанского ханства. В этой мелодии и мотив давления, и мотив страдания и вздоха, и мотив величия, которое рухнуло. Она правдиво излагает суть без слов. Поэтому Тукай и взял мелодию, которую знал каждый татарин.
    - Значит, народная музыка -тот язык, который передает ин формацию на уровне подсознания, на уровне генетики без вербальной программы? Ведь вряд ли Тукай думал о том, какой мотив сочленяется со следующим.
    - Именно. Я об этом и говорю. Согласитесь, такая работа нужна как воздух.
    - А что значит богатая мелизматика татарских песен?
    - Она существует для того, чтобы передать более древнюю информацию, которая в мелодии уже не вмещается. И если овладеть этим языком, то аудитория композитора очень расширится.

Наталья ТИТОВА

"Восточный экспресс" №15 (169) 16.04.2004

Обсудить в форуме