О нации и языке

К сожалению, многие татарские языковеды, многие беззубые академики, которым не то что гранит, даже "корочку" хлеба науки не раскусить, связь между языком и нацией относят к сфере политики и боятся поэтому поднимать эту тему. Между тем вопрос этот - не повод для перебранки и скандалов, а ситуация, требующая научного объяснения.

В двадцатых годах прошлого столетия в СССР в связи с автономиями, "нарисованными" рукой Ленина-Сталина десятки "молодых языков" получают новый статус. По спинам национальных окраин и краев, титульных и беститульных народов уверенно шагал "главный народ" России. Как же строились и строятся отношения между языком "главного народа" и языками народов малых?

Почему мы не поднимаем на научный уровень судьбы и проблемы этих языков? Ведь это, в первую очередь, нужно для носителей этих языков. Мы так долго "солим" этот вопрос, что зачастую нити между языком и нацией запутываются.

Может, вы спросите: "Кто же ты сам, Айдар Халим?" Хотя я ощущаю и признаю себя татарином-типтяром, и воспитывался и учился по-татарски, не могу в то же время не признать, что со стороны отца пра или прапрабабушка была башкиркой ("асаба башкорт"). Значит, в моих жилах течет и башкирская кровь. Хочу добавить, что именно поэтому я считаю себя борцом за лучшую долю как татарского, так и башкирского народов. Не только считаю, но ощущаю это всеми фибрами души, более того, я внес определенный вклад в башкирскую культуру.
Ощущение этого татаро-башкирского единства и привело меня в Уфу в трудные для меня годы начала семидесятых. Хотя я ни разу в жизни не брал урока башкирского языка, тем не менее, стал работать в центральной башкироязычной республиканской газете "Совет Башкортостаны", поднялся до уровня известных башкирских журналистов. Несмотря на то, что я как татарин испытал самые тяжелые формы национального ущемления, я все же остался всем сердцем благодарен башкирскому народу и его языку, земле Башкортостана, моему родному народу и родному языку, который подарил мне другой родной язык - башкирский. В Уфе я мог бы писать по-татарски и стать татарским поэтом. Ноя был лишен такой возможности, поэтому, хотя думал и писал по-татарски, первые мои книжки официально были изданы на башкирском языке, и в Союз писателей СССР я был принят как башкирский поэт. Вот как отыгралась на мне официальная идеология тех времен.
Мою судьбу повторили многие. Это была судьба сотен "башкирских" поэтов татарской национальности. Но такое положение ни в коем случае не делало нас виноватыми перед татарским или башкирским народом.

Никто из нас, в том числе и я, никого не продавал и ничего не предавал.
Мы всего лишь старались работать, по большому счету, на "единую литературу", на общую татаро-башкирскую (тюркскую) литературу. Поэтому по меньшей мере становится смешно, когда слышишь со стороны Уфы бахвальства типа: "Этого Айдара Халима мы сделали писателем, мы выпускали его книги, мы приняли его в Союз писателей". Нас делает творцами не Союз писателей, а единственно лишь Всевышний. Если я талантлив от Бога, трудолюбив, образован, то я могу стать писателем хоть в Тульском союзе, хоть в Чукотском, или вообще вне любого Союза писателей.

Проникнуться духом поэзии, понять, ощутить литературный вкус прозы, окунуться в историю и культуру мне помогли, конечно, во-первых, татарская литература и наука, в какой-то степени башкирская литература, творчество таких поэтов, как Мустай Карим, Назар Нажми. Мне были близки и татарский духовный мир, и башкирский.