ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОСОБЫЙ РАЙОН ЗАСТОЯ И НАДЕЖДЫ

начало

"В наших семьях дети и родители говорят между собой на разных языках. Разве нормально такое? Ведь разность языков в конце концов приводит к разности нравов в самой семье, к разности нравов у поколений в пределах народа и бесспорному их противопоставлению. У наших детей даже не языки, а какие-то ломаные подобия речи. Как только не коверкают язык! Унижение достоинства родного языка разве когда-нибудь укрепляло дружбу народов? Смешно, но факт: в праздник поставить спектакль не можем - не находим суфлера, умеющего читать на татарском языке. Т. Топоркова, Бакалинский район".

По ходу замечу, что то же самое произошло в моей родной "национальной школе", о которой говорилось выше. Это уже был второй и окончательный погром. Факельщиками погрома являлись первый секретарь Миякинского РК КПСС Шайхетдин Гайсин и секретарь по идеологии Гавгар Мулюкова, кстати сказать, с которой мы учились вместе в параллельных классах, вместе возглавляли комсомольскую организацию школы, по национальности татарка. Детей татар вымучивали башкирским языком целых девять лет. Наконец, родители отказались. Но зато не отказывался аппарат. Ввести родной татарский хотели низы, но верхи не хотели, и это им удавалось. Отменить башкирский боялись: школа на контроле Башобкома. Тем не менее, чтобы не выглядеть перед республиканским центром якобинцами, находили в райцентре несколько башкирских детей и продолжали обучать. А 98 процентов татарских детей лишались обучения родному языку. Сейчас в школе нет обучения ни на одном их этих языков. На башкирском некому учиться, а на татарском -якобы "родители не хотят". За совершенное преступление перед народом и отвечать-то некому: Гайсина перевели в Уфу на новый пост, а Мулюкова, ушедшая с работы, заведует отделением первоклашек первой (русской) школы ...

Речь идет о семимиллионном народе, говоря округленно, одна пятая часть которого живет не где-нибудь на Гавайях или на Камчатке, а в Башкирии, как говорится, под боком у Татарской республики. Если такие деформации стали фактом в местах компактного расселения народа, то что можно было говорить о тех островках татарского населения, разбросанных по всей Российской федерации?.

Пенсионерка Топоркова, сама крещеная татарка, хотела бы сохранить дружбу народов в ее истинном, не выхолощенном состоянии. Но ведь о ней же говорил и Шакиров, да где? С трибуны партийных съездов! Вот кусочек его речи, произнесенной на XXV съезде КПСС: "Дружба народов - наше великое завоевание, способное творить чудеса. Трудящиеся Башкирии глубоко сознают, что всеми своими достижениями, своей счастливой, радостной жизнью они обязаны торжеству ленинской национальной политики ... С этой высокой трибуны, выражая волю и сокровенные чувства коммунистов и всех трудящихся республики, мы заверяем, что и впредь будем беречь, как зеницу ока, священную дружбу народов..." (1)

Такими высокими словами маскировались полностью противоречащие им действия. Такими высокими словами, написанными за него помощниками, Шакиров всю высокую правду отчаяния родного народа, достигающую разными путями центрального штаба партии, сводил в глазах всей общественности на нет, и, используя для этих целей действительно высокую трибуну, диктаторски заставлял массы верить не тем же массам, а ему, первому лицу республики, - мол, у нас все в порядке, а как у вас, дорогие члены Политбюро и делегаты съезда? Жалуются лишь бездельники, а не истинные творцы истории!

И внеисторическая история вершилась Шакировым при содействии кучки башкирских шовинистов и флюгеров-татар из его круга, подыгрывавших личным амбициях Первого. Это были: председатель Президиума Верховного Совета республики Ф. Султанов, бывшие секретарь обкома по идеологии Т. Ахунзянов, заведующий отделом науки и учебных заведений обкома А, Азнабаев, первый секретарь Илишевского РК КПСС Т. Рахманов, заместитель председателя Совета Министров БАССР Г. Сабитов и его преемница В. Байтурина, председатель комиссии по образованию Верховного Совета БАССР Р. Кузеев и многие другие.

После Февральского (1988) Пленума ЦК КПСС, на котором подвергалась резкой критике политически близорукая практика Башкирского обкома КПСС по свертыванию в Башкирии татарских школ, а также после выхода нашей статьи в "Дружбе народов" в более чем двадцати районах республики несколько сот татарских школ перешли на родной язык обучения. Школы переживают неимоверные трудности с преподавательскими кадрами, разогнанными при недавней башкиризации, с учебниками. Уфа татарских учебников не издает, Минпрос БАССР саботирует размещение заказа на учебники в Казани. Да и у Казани резервы рассчитаны только на свою республику. "Букварь" на татарском языке трудно сыскать в Башкирии даже на инвалюту.

Теперь у нас новый министр просвещения - Рафкат Гарданов, опытный аппаратчик, при котором, когда он работал первым секретарем Благоварского райкома, несколько татарских школ было насильственно переведено на башкирский язык обучения. Гарданов стремится слыть прогрессистом, но башобкомовский аппарат все еще мыслит старыми категориями и довлеет над Минпросом. В результате коллегия Министерства просвещения под руководством Гарданова 28 декабря 1988 года приняла новый "пещерный" документ, согласно которому татарский язык был объявлен "западным диалектом башкирского языка". По республике, особенно по татарским районам, прокатилась волна возмущения. Хотя министерство было вынуждено отменить свой вердикт, его аппарат все еще живет в мечтах навязать татарские детям башкирский в качестве родного языка.

Какую же выгоду преследовал Шакиров, сталкивая лбами две братские, коренные национальности республики? Кто подталкивал его к такой авантюре? В чьих интересах? Чем руководствовался сам Шакиров? Чтобы ответить на поставленные вопросы необходимо совершить небольшой экскурс . в историческое прошлое наших народов.

Башкирский и татарский народы и их языки весьма близки. Близость языков, однако, не исключает различий между народами, что объясняется во многом разницей в историческом развитии татар и башкир. Татары вступили в XX век как вполне оформившаяся буржуазная нация со всеми присущими ей общественными атрибутами и институтами. В единый всероссийский капиталистический рынок была втянута татарская буржуазия с ее немалым торговым и промышленным капиталом, который играл в какой-то мере роль локомотива для русского капитала в его проникновении в страны Востока и среднеазиатский регион. Как и в городе, в татарской деревне шло классовое расслоение. Крупные землевладельцы, мурзы, баи и кулаки, скупая по дешевке хлеб у татарского крестьянства, искали выхода на мировой рынок. В начале XX века татарская культура пережила свой невиданный после падения Казани подъем. Печатная продукция татарских издателей по объему занимала одно из ведущих мест в России. Достоин уважения народ, который, находясь в течение столетий под жесточайшим гнетом самодержавия, сумел найти в себе внутренние резервы выживания и, создав определенный духовно-материальный базис, оказывал свое просветительское влияние на другие родственные народы российского Востока и прежде всего - на кровных братьев -башкир, пребывавших еще в патриархально-родовой, полуоседлой полукочевой стадии своего исторического развития.

"Прогрессивное значение возникновения татарского книгопечатания не ограничивается его ролью в просвещении татарского народа. Татарская книга нашла сравнительно широкое распространение и среди других тюркских народов Поволжья, Урала, Кавказа, Средней Азии, Сибири. Татарская книга проникла в Китайский Туркестан, в Восточную Индию, в арабские страны, до берегов голубого Нила и в некоторой мере служила этим народам, - писал крупнейший исследователь истории татарской книги, доктор исторических наук Абрар Каримуллин. - РЯД сочинений, изданных татарскими книгопечатниками, служили учебниками у других народов, особенно в Средней Азии и на Кавказе. Так, татарская "Азбука", первое издание первой татарской типографии, в 1885 году была переиздана азербайджанскими книгопечатниками как учебник для азербайджанских школ. Значение татарского книгопечатания состоит еще в том, что оно с первых лет своего возникновения приступило к изданию сочинений и на других тюркских языках народов России. Первые книги на казахском, киргизском, узбекском, уйгурском, башкирском и других языках путем набора появились благодаря татарским издателям". (2)

Конечно, к моменту совершения Октябрьской революции в башкирском обществе стали замечаться первичные, пусть еще очень и очень слабые, оттенки классового расслоения и пролетаризации. Разве мало российских национальных окраин "перепрыгнуло" в сталинский социализм из утробы феодального и феодально-кочевого уклада общественной жизни?

Не секрет, иные писари башкирской исторической науки из кожи лезут вон, чтобы "пропустить" все дооктябрьское башкирское общество через горнило буржуазной формации развития и на этом пути доходят до отрицания роли Октябрьской революции в духовной судьбе собственного народа. По ним выходит, что у башкир на рубеже ХIХ-ХХ веков было все: и развитый рабочий класс, и собственный отряд пролетарской партии, и собственная интеллигенция, не говоря уже о высокоразвитом крестьянстве, занимавшемся земледелием. Я не историк, но даже скромный уровень моих знаний, как мне кажется, позволяет поставить жестокий, но неумолимый с точки зрения истории вопрос: ну, дорогие товарищи мои, разве это так?

Обижаться на собственную историю все равно, что обижаться на собственную мать за то, что родила. Историю надо воспринимать такой, какова она есть. Я понимаю, насколько уязвимы и капризно обидчивы некоторые мои коллеги - башкирские писатели и историки, когда речь касается прошлых реалий народной жизни. Неужели упоминание о кочевническом прошлом народа должно унижать его достоинство? Зачем обижаться за свое прошлое, ведь все народы проходили и проходят через диалектические спирали развития! Разве подтверждение того исторического факта, допустим, что в такой-то период такой-то народ находился в буржуазной, а такой-то - в дофеодальной или феодальной фазе развития, дает повод кому-либо сделать вывод о том, что первый из них - "передовой и хороший" лишь потому, что был "буржуазный", а второй - "плохой и отсталый" лишь потому, что был "феодальный"? Разве обижаются на свое феодальное прошлое Англия, Франция, Япония, Гонконг, Сингапур и Китай? Да и можно ли?

Кочевнический уклад создал для своего времени величайшую Цивилизацию. И в памяти цивилизованного народа это с гордостью хранится. Ибо в прошлом - песня и слеза, оросившая ниву сегодняшних приобретений. Он, народ, может допустить, что если его отдельным сыновьям и дочерям, отрицающим и идеализирующим свое историческое прошлое, захочется "в угоду народу" снова выдумать компас, отняв это открытие у китайцев, и таким наивным путем попытаться обеспечить собственному этносу особое место в ареопаге мировых ценностей, то тот же народ, не нуждающийся в таких пустых усилиях, может оценить это не более чем как шарлатанство.

Я не пишу исторический очерк о башкирском или татарском народе, об их славных сыновьях. У меня иная цель: написать о современном состоянии языка и культуры обоих народов в контексте их многовековой дружбы и при этом коснуться области, под покровом секретности таившей сталинские, брежневские и шакировские эксперименты, последствия которых этногенно противопоставили два ни в чем не повинных народа. Разве беды братского татарского народа, такого же коренного, как и башкирский народ, живущего бок о бок с башкирами и русскими, не должны волновать башкирского и русского интеллигента, если они являются истинными интеллигентами? Ведь получение односторонней выгоды за счет несчастья и насилия другого унизительно и не позволительно для любого честного человека, - и независимо от национальной принадлежности. Ленин предостерегал всех нас от всякого рода чванства. Следовательно, если великонациональным чванством при открытом содействии административного аппарата заражается целый народ, - это опаснее опасного.

В научно-логическом споре ярлыки - показатель бессилия. Нельзя обвинить человека в противопоставлении народов, если он не забывает и об интересах народа, лишенного собственной государственности в составе автономной или союзной республики. Родной язык не может быть для одной нации родной матерью, а для другой - мачехой, и он на этот счет не признает никаких декретов о первосортности одних и второсортности других.

Утверждая лишь гипотетически мысль о буржуазном прошлом башкирского народа, наши ученые не приводят в ее защиту почти никаких научных и материально-прикладных доказательств. Порою кажется, что они даже не знакомы с самым элементарным, с самым популярным аппаратом исторической литературы, а, может, "не замечают" его, поскольку это элементарно известное идет вразрез их концепции. Обратимся к некоторым из них. "До сравнительно недавнего времени башкиры были типичным кочевым народом, жившим преимущественно скотоводчеством...", - пишет "Энциклопедический словарь Гранат (3)

"Образ жизни башкир, по официальным сведениям, кочевой или полукочевой ...", - утверждает "Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона". - "Действительно полезным элементом явились казанские татары, "люди торговые и пожиточные", которые в 1744 году выразили желание переселиться в новый край, но с тем, чтобы им была предоставлена льгота от рекрутской повинности и право строить мечеть ... Они образовали Сеитову Слободу (по имени предводителя их - Сеита Хаялина) и явились главными посредниками в торговых сношениях России через Оренбург с Средней Азией; они завели здесь водяные мельницы, первыми стали производить хлопчатую бумагу и сеять сорочинское пшено, - констатировали авторы той же энциклопедии и далее продолжали: - Под именем башкир известны на нашем законодательном языке не одни только собственно башкиры, но и мещеряки, тептяри и бобыли ... Разоренные, почти полудикие башкиры оказываются грамотнее многих русских мужиков, так как большинство из них умеют читать и писать, но только по-татарски. Этим они обязаны мусульманскому духовенству, которое относится чрезмерно ревностно к своему делу ..."(4)

Пролистаем еще энциклопедию - первую после установления власти большевиков. Как известно, после насильственного присоединения в 1922 году к Малой Башкирии уездов Уфимской губернии с миллионным татарским, полумиллионным русским, чувашским, марийским, удмуртским населением, уже во время переписи 1926 года несколько сот тысяч татар было также насильственно переведено в разряд башкир. Еще не успевшие стать "Объективно советскими" и по своей интеллигентности не допускавшие возможности какой-либо подмены в таком "святом" деле, как перепись, авторы, сами не понимая того, указывают явно завышенную численность башкирского населения - 1 млн. 402 тыс. и отваживаются писать даже о "захвате лучших башкирских земель русскими в прошлом". Интересно бы узнать, в каких лагерях сгноили этих энциклопедистов? Дадим им слово: "Башкиры ... живут в Башкирской ССР (они, видно, не разбираясь в разнице сталинских автономных и союзных республик, о Башкирии пишут как союзной республике - А. X.) и некоторых уездах Вятской и Самарской губ. По языку б. относятся к тюркам, но некот. ученые считают б. отатарившимися финнами. Горные или лесные башкиры наружностью очень напоминают татар, а степные ближе к калмыцкому типу. Одежда татарского покроя. Зимой живут в деревнях, состоящих из разбросанных хижин, летом переселяются на сенокосы и живут в войлочных или берестяных "кошах", т. е. в шалашах. Гл. занятие: земледелие, скотоводство и бортевое пчеловодство. Б. обеднели после захвата их лучших земель русскими в прошлом веке, пострадали также во время гражданской войны, но теперь начинают оправляться материально и культурно".(5)

"Башкиры ... длительное время сохраняли патриархальное рабство ... В 16-17 вв. усилился приток в Башкирию русских крестьян и народов Поволжья, что содействовало развитию земледелия в Башкирии и переходу населения к оседлости ... Промышленность находилась в стадии домашнего ремесла. Все еще сильны были патриархально-родовые пережитки", - отмечала Большая Советская Энциклопедия (т. 3, с. 60). Знаток башкирского общества, автор известной монографии "Башкиры. Историко-этнографические очерки" С. Руденко писал, что "пережитки патриархально-родовых отношений у башкир, особенно в степных районах Башкирии, имели место вплоть до Октябрьской революции" (с. 47). Нам не думается, что ученый с таким именем допустил здесь натяжку. Об этом же не раз писал и Ленин. В резолюциях Х съезда по национальному вопросу, разработанных и принятых при участии Ленина, например, о башкирах говорилось как о "не успевших пройти капиталистическое развитие, не имеющих или почти не имеющих своего промышленного пролетариата, сохранивших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт (Киргизия, Башкирия, Северный Кавказ) или не вполне еще ушедших дальше патриархально-феодального быта..." (6)

На этот счет можно было бы привести много свидетельств и научных подтверждений. Но вряд ли в этом есть необходимость. Все же трудно удержаться от одной выдержки из современной историографии: "У юго-восточных башкир еще в начале XX века преобладало полуоседлое табунное коневодство и овцеводство; у них дольше держались и пережитки родо-племенных отношений. Разнообразие хозяйства отразилось в материальной культуре башкир, особенно в их жилищах, варьирующихся от срубных изб русского типа в северо-западной Башкирии до решетчато-войлочных кибиток и даже простых конических шалашей, крытых кошмой (у юго-восточных групп башкир)". (7)

Итак, в течение веков Казань, этот, по меткому выражению А. Герцена, главный караван-сарай на пути идей европейских в Азию, со своими типографиями, учеными и книгами, несла башкирам, у которых еще не было собственного алфавита, свет образования. Татарская интеллигенция помогала открывать в Башкирии мечети, медресе, мектебе, школы, снабжала башкир религиозными и светскими книгами, за что подвергалась со стороны царских властей бесконечным преследованиям и гонениям. Многие прогрессивные деятели современной башкирской культуры этого не отвергают.

"Сравнительная многочисленность и широкая распространенность татарского народонаселения и татарского языка в России, включая Башкирию, ... уровень исторического развития татар, естественно, выдвигали их на передний край общетюркско-мусульманского движения. Это была нация, на которую равнялись другие тюркоязычно-мусульманские народы ...

В начале XX века татары выступали в роли относительно сильной буржуазной нации с "попечительскими" тенденциями в отношении народов Российского Востока", (8) - писал крупнейший башкирский историк Б. Юлдашбаев. Касаясь периода образования башкирской автономии, он же продолжал: "Наибольшую остроту имел вопрос об обеспечении партийно-политического руководства создаваемой республикой ... Характерная особенность этого этапа истории создания башкирской советской автономии - слабость партийного руководства. Во-первых, среди башкир не было достаточного количества коммунистов, способных с партийных позиций отстаивать право своей нации на самоопределение. Во-вторых, когда Малая Башкирия выделялась в автономию, здесь еще не было достаточно сильной и целостной коммунистической организации, способной поставить Башревком под свой контроль и руководство, в отличие от Татарской АССР, которая создавалась со столицей в губернском городе Казани при наличии партийного центра в лице Губкома РКП/б/, ставшего временным областным комитетом парторганизации автономной республики ... Парторганизацию и партийный центр выделившейся в автономию Малой Башкирии приходилось строить заново." (9)

Вот что еще достойно внимания. Со времен царства Великих Булгар на Волге, Каме и Белой, Казанского ханства, куда входила территория всего Левобережья реки Белая, издавна заселенная булгарами и отдельными башкирскими племенами, ни фольклор, ни древняя татарская литература, ни история татар и башкир, а также сопредельных народов не зафиксировали ни одного случая, чтобы булгары, названные потом казанскими татарами, вели опустошительные войны против башкир, допускали грабежи и жестокость завоевателей. Хлеб и песня, радость и печали у наших народов были общие. (10)

В годы Октябрьской революции и гражданской войны татарские коммунисты и социал-революционеры вместе с первыми деятелями башкирского общественного движения пробуждали в башкирских массах активное революционное сознание. Вместе с русскими большевиками-интернационалистами они внесли неоценимый вклад в дело установления в крае Советской власти, изоляции и окончательного разгрома башкирских националистов во главе с Заки Валидовым, пытавшихся отколоть Башкирию от Советской России путем создания Туранского царства под лозунгом "Башкирия - для башкир!"

В результате сепаратистских действий Башкирского Центра во главе с Валидовым не стала "де-факто" самая оптимальная форма федеративной государственности двух братских народов - Татаро-Башкирская республика. Ее проект, опубликованный в газетах в марте 1918 года, был подписан В. Лениным и председателем Центрального Мусульманского комиссариата М. Вахитовым. Борьба за создание ТБР была прервана гражданской войной и в немалой мере усложнена противодействием того же Башкирского Центра созданию совместной республики, мотивировавшего свой исторически несостоятельный довод тем, мол, "если вместе с татарами, то они отатарят нас". Поверив заверениям правительства Колчака о создании собственно башкирского государства, башкирские националисты вместе с несколькими полками ушли к белым. Сталин, мечтавший расчленить в Урало-Поволжье татаро-башкирский союз и увидевший в башкирском сепаратизме противовес идее татарских националистов создать собственное государство под названием "Штаты Идель-Урал", быстро ухватился за эту возможность и сумел убедить Ленина в нецелесообразности создания совместной Татаро-Башкирской республики. Вскоре в Казани при весьма таинственных обстоятельствах был убит председатель Центрального Мусульманского комиссариата Мулланур Вахитов, ближайший помощник и советник Ленина по восточным вопросам, один из авторов Проекта ТБР, - пламенный революционер и непоколебимый борец за счастье татарского и башкирского народов. Дабы перетянуть башкир из стана белых, Ленину не оставалось ничего иного, как предоставить башкирам автономию в числе первых. После гражданской войны к вопросу ТБР уже не возвращались.

Татарская сторона, убедившись в том, что Сталина более всего устраивает расчленение, а Ленин уже постепенно отходил от руководства, также не видела иного выхода, как создать собственную автономию. Однако в сложившейся нелегкой ситуации татарские коммунисты, интеллигенция сыграли немалую роль в образовании Башкирской республики, в формировании ее социалистического хозяйства, в создании и развитии башкирской советской литературы, искусства и культуры. О бескорыстной братской помощи татарских писателей и просветителей в культурном строительстве в Башкирской АССР, можно было бы говорить бесконечно. Хотелось бы обратить внимание читателя лишь на один момент. В середине 20-х годов при активнейшем содействии татарских языковедов и лингвистов был создан первый башкирский алфавит и в конце 30-х годов налажено книгопечатание на башкирском языке. Таким образом, обе нации начали обучать своих детей в пределах Башкирии на своем родном языке.

После II Всебашкирского съезда Советов (1-4 июля 1921 г.), принявшего постановление "... считать башкирский язык, наравне с русским, официальным языком (тогда еще Малой Башкирии - А. X.) во всех сферах жизни республики", была организована специальная комиссия Наркомпроса БАССР в составе видных татарских языковедов и литераторов - Ф. Сайфи-Казанлы, Г. Шонаси, С. Рамиева. Позже в нее вошли и первые башкирские общественные деятели, писатели и публицисты Ш. Худайбердин, Ш. Манатов, Д. Юлтый (11). Велись бурные дебаты: башкиры спорили о том, какой диалект брать за основу литературного языка. Правда, отдельные татарские деятели культуры искренне сомневались в необходимости создания башкирской письменности, считая, что башкиры хорошо говорят и пишут на татарском языке. Литературовед С. Сафуанов приводит интересный факт, говорящий об отношении крупнейшего татарского писателя и общественного деятеля Галимджана Ибрагимова (в немалой мере сталиниста и умерщвленного Сталиным) к этому вопросу: "Коль Уфа находится в Башкирии (Уфимская губерния уже была введена в состав так называемой "Большой Башкирии" - А. Х.),коль башкиры в этой республике составляют основное население, и партия и революция признают это, то весьма и весьма естественно, что в каждой сфере башкирское должно быть положено в основу ...", (12) - писал он уфимскому журналисту Г. Касимову.

Этот документ еще раз подтверждает ту непреложную истину, насколько доброжелательно - пусть даже поступаясь интересами собственной нации - относилась татарская интеллигенция к факту рождения собственно башкирской культуры. С высоты сегодняшних дней и свершившихся неприглядных событий хочется даже упрекнуть Г. Ибрагимова в его неоправданной политической близорукости. Башкирская нация нуждалась в создании собственной культуры. Это - бесспорно. Но зачем так? Разве "партия и революция" не признавали тогда в Башкирии татарский язык, наряду с башкирским и русским, необходимым элементом всех сфер общественной жизни? Мне кажется, писателя едва ли стоит так строго осуждать. При всей своей учености Ибрагимов не мог предвидеть в контексте собственного времени все грядущие аномалии. Как гражданин и гуманист, он не мог допустить, что придут такие времена, когда подавляющая часть молодой интеллигенции братского народа, для которого они сейчас вырабатывают, первый в его истории алфавит, все больше и больше заражаясь насаждаемым административно-командным аппаратом национальным эгоизмом, поведет фронтальную атаку на своего искреннего попечителя - на татарскую интеллигенцию, на татарский народ и, в конечном счете, на все татарское. И в первую очередь в пределах собственной республики, где татарский народ, превосходя численностью башкирский в полтора-два раза, в силу того, что с самого начала не был наделен государственно-правовым статусом в составе Башкирской АССР, оказался вне элементарных прав в социально-духовной сфере: без собственного театра, республиканских журналов и газет, филармонии, книгоиздательства, писательской организации, высших учебных заведений, радио и телевидения и т. д. Этот феномен как классический пример перерождения в условиях сталинско-брежневской диктатуры достоин того, чтобы его изучали все народы при всех общественных формациях. Образно говоря, литератор Ибрагимов был широк настолько, чтобы стать банкротом в глазах собственного народа. Революционер Ибрагимов был рад новому, рождающемуся настолько романтически, что переставал быть диалектиком.

Крупнейшим татарским поэтом Сагитом Рамиевым был составлен позже утвержденный комиссией проект первого национального алфавита. Известный языковед В. Хангильдин и другие стали авторами первых учебников по башкирскому языку и грамматике.

Говоря об успехах на культурном фронте Башкирии в 20-30-х годах, нельзя не упомянуть благодарным словом представителей русской интеллигенции, в первую очередь С. Руденко, Н. Дмитриева, Н. Баскакова, внесших немалый вклад в становление башкирской филологии и этнографической науки. Память обязывает нас, детей конца двадцатого столетия, грамотных и просвещенных, чтобы мы помнили, как был тяжел путь наших дедов и отцов к грамоте, просвещению, чтобы мы, продолжатели дела, были поистине культурными, воспитанными высоким разумом и сердцем людьми.

Между Татарией и Башкирией шел свободный обмен культурными ценностями, книгами и периодическими изданиями. Относительно благоприятные условия для сотрудничества обеих наций, которые были созданы в 20-50-х годах, открывали также сравнительно широкие возможности для их духовного самоопределения. Татарские юноши и девушки, обучаясь на родном языке, могли успешно служить и татарской, и башкирской культуре, создав для последней немалый дополнительный резерв.

Да, так было. Но, правду сказать, начиналось и другое. В течение десятилетий некоторые башкирские литераторы и литературоведы искали в татарской культуре собственного Феникса - такого деятеля-мыслителя, сказителя, поэта, желательно подревнее и покрупнее, которого можно было бы назвать своим, башкирским, и тем самым подкрепить "приоритет" башкирской нации. Началось это почти сразу после присоединения в 1922. году Уфимской губернии с полуторамиллионным татарским и полумиллионным русским населением к Башкирской Автономной Республике и переноса ее столицы из Стерлитамака в Уфу.

Витающий пока в воздухе дух всебашкирского гегемонизма в первые же годы существования "Большой Башкирии" весьма своеобразно и, надо признать, безо всякого стеснения порождал тонкую методу иждивенчества одной нации, чьим именем названа республика, за счет другой, в данном случае, лишенной собственной автономии. Крупнейшие татарские поэты и писатели Маджид Гафури, Афзал Тагиров, Шаих-зада Бабич, Сайфи Кудаш, Гариф Гумер и другие, жившие и творившие в Уфе, были объявлены башкирскими. Зарождающиеся в те годы башкирское литературоведение и историография, еще как бы "подсознательно" объективистские, старались отмечать это весьма оригинальное по мировым категориям явление, как и подобает, также по жизненным реалиям: у истоков молодой башкирской пролетарской литературы, констатировали они, стояли писатели-татары такие-то, такие-то...(13) Отрицание национальной принадлежности известных всему тюркоязычному миру деятелей культуры могло восприниматься населением как неудачный анекдот. К перепаспортизации собственных знаменитых сыновей народ относился по-разному: одни - со спокойствием дарящего барина, другие - как к перемене декора в театре марионеток, третьи - с раздражительностью, но все при этом воспринимали такой конфуз не как национальный, а скорее как территориальный факт.

В 1922 году с образованием "Большой Башкирии" был закрыт татарский театр "Нур". Татарские поэты, живущие в Башкирии, вначале становились татарско-башкирскими, потом уже чисто "башкирскими" поэтами, несмотря на то, что творили и продолжали печататься на татарском языке. В 1923 году второй после Тукая татарский национальный поэт Маджид Гафури (1880- 1934), за всю свою жизнь не написавший на башкирском языке ни одной строки, не выпустивший при жизни ни одной книги на нем и до сих пор публикующийся на башкирском через ломаный перевод и, как бы странным это ни казалось, печатающийся на русском языке в "переводе с башкирского", был объявлен Верховным Советом республики народным поэтом Башкирии. В 1926 году во время всероссийской переписи сотни тысяч татар были записаны башкирами, что позволило резко форсировать формальную численность башкирской нации. К началу 40-х годов издание книг в Уфе на татарском прекратилось. Представители второго поколения писателей из татар, такие, как Малих Харис, Мустай Карим, Гайнак Амири, Юсуф Гарей, Тимер Арслан, Гилемдар Рамазанов, Муса Гали, Гали Ибрагимов, Ибрагим Абдуллин и многие другие, вынуждены были писать или перевести свои произведения с татарского на башкирский язык.

В 60-х годах башкирский литературовед Ахнаф Харисов, по национальности татарин, автор монографии "Литературное наследие башкирского народа", разработал мифическую теорию, согласно которой все то, что создано на тюркотатарском языке, равным образом должно считаться духовным достоянием и башкирского народа. Был объявлен башкирским крупнейший татарский ученый-историк, теолог Риза-казый Фахретдинов. Самой великой аферой в череде таких "открытий", конечно, явилось происшедшее по указанию самого Шакирова приписание в 1981 году классика казахской, татарской и башкирской литератур Мифтахетдина Акмуллы к башкирской литературе по той причине, что он, казах по отцу, татарин по матери, в силу сложившихся трагически обстоятельств оказался после смерти отца приемным сыном муллы Камалетдина из башкирской деревушки Туксанбаево. Это подробно и выразительно описано в воспоминаниях современника поэта - того самого Ризы-казыя Фахретдинова."Ревизская сказка" середины девятнадцатого столетия, как тогда называлась всероссийская перепись населения, естественно, зафиксировала мальчишку Мифтахетдина как сына Камалетдина, поскольку перепись не учитывала степень родства. Лишь по той причине казахский мальчик, родившийся где-то в Джетысу, заговоривший впервые на родном, казахском языке и вернувшийся после смерти отца с матерью в ее родную деревню Дусяново, что рядом с Туксанбаево, стал благодаря башкирскому литературоведению "чистокровным" башкиром, родившимся и выросшим в Туксанбаево. Дело дошло до того, что делегация Союза писателей Башкирии, не считаясь с моралью и добропорядочностью, установила на могиле поэта в городе Миасс Челябинской области второй надгробный камень, вещающий уже о том, что он лишь башкирский поэт ... Известно замечание Тукая о том, что от Акмуллы за несколько километров веет казахским духом. Было проигнорировано все: и историческая память народов, и имеющиеся источники в архивах Алма-Аты, Казани и Уфы ...

Иждивенческо-приобретательская тенденция в башкирском литературоведении особенно усилилась в 60-80-е годы. В отчетном докладе на Годичном собрании АН СССР академик П. Николаев вынужден был признать следующее: "Не секрет, что в некоторых тюркоязычных литературах за последнее время дают о себе знать нездоровые тенденции. Предпринимаются попытки изменить границы некоторых литератур (например, башкирской), отодвинуть ее в далекое историческое прошлое, искать зерна родной литературы там, где их не было и не могло быть" (14).

Дальнейшая башкиризация духовной топонимии татарского народа была приостановлена более глобальными задачами дня в масштабе всей страны: шли индустриализация, коллективизация единоличных хозяйств и культурная революция. Репрессии против середняка под видом кулака и служителей мусульманского духовенства привели к тому, что в 20-30-е годы была интернирована или физически уничтожена самая деятельная, самая трудолюбивая, самая просвещенная часть генофонда татарской нации. К этим бедам прибавился начавшийся голод. Чтобы спастись от преследований, а также в поисках куска хлеба за 10-15 лет свою историческую родину в Урало-Волжском регионе были вынуждены покинуть два миллиона татар. Их новой родиной становились республики Средней Азии, стройки Комсомольска-на-Амуре, Москвы и Ленинграда, Уралмаша и Магнитки, песо- и торфоразработки Перми и Сибири. Отняв у народов сотни и сотни тысяч, а у иных и миллионы лучших сыновей и дочерей, откатилась самая кровопролитная в истории вторая мировая война.

Народы вернулись к мирному труду. Башкирия, как и вся страна, находилась в тисках послевоенной разрухи. Столько забот и работы вокруг, разве время заниматься аппарату иными делами, чем беречь священную дружбу народов и быстрее восстановить разрушенные войной сельское хозяйство и промышленность?! Но с 50-х годов в Башкирии повеяли вдруг неожиданные ветры. Первым секретарем Башкирского обкома КПСС работал тогда Зия Нуриевич Нуриев, при Брежневе долгое время занимавший посты Министра заготовок СССР и заместителя Председателя Совета Министров СССР. По национальности татарин, по паспорту - башкир. В западные районы республики стали спускаться сверху странные указания, которые достигли своего апогея в период Всесоюзной переписи 1959 года. Мне рассказывал бывший секретарь по идеологии Бакалинского райкома КПСС: "Звонит по поручению первого секретаря обкома тогдашний Председатель Президиума Верховного Совета республики Загафуранов и требует, чтобы мы дали по переписи столько-то тысяч башкир. Откуда их взять, говорю, в районе башкир нет! Крещеных татар - могу, а вот башкир - нет. Верховный угрожает снятием с работы. Все же набрали мы определенное количество, но только не в объеме разнарядки. Материалы переписи из Верховного Совета вернулись не утвержденными. Пришлось еще "поднажать". Контрольные цифры выполнялись и даже перевыполнялись".

Ну, а для утверждения такого приоритета в наши дни тоже нужен был такой же, как Нуриев, Хозяин с большой буквы. Как говорится, свой "полковник у власти". Им и стал он, Мидхат Закирович Шакиров. Бывший Первый, решивший стать "отцом нации на века", родоначальником нового башкирского Ренессанса, который должен был обеспечить народу, так сказать, "небывалый в истории башкир культурный скачок".

окончание